Ксюша вскрикивает, а я вжимаюсь в нее стояком.

— Не вижу никого. Не слышу никого. Одна ты на уме. Только ты.

Опускаюсь ниже и кусаю ее сосок, который торчит через тонкую ткань блузки.

— Твои глаза, губы. Я не вижу никого, понимаешь?

— Ты скотина, Плотников!

Выравниваюсь и снова толкаюсь. Даже через одежду все это очень остро. Она протяжно стонет.

— Ты же с ней. Тогда. И сейчас?

— Никогда после, — кусаю ее за ухо. — Ни с кем. Ни за что. Одна ты. Любимая.

Вдавливаю ее в стену, нахожу губы, целую. Прижимаю ее за талию к себе и запускаю руку в трусики. Ксюше много не надо - вся она на пределе. Пара движений пальцами и она с шумом кончает и обмякает в моих руках.

У меня болезненно стоит, но все это для нее. Она - главная.

Мы размазанные, с развороченным сердцем и остатками души, но впервые за эти дни я чувствую себя живым. Настоящим, пусть и оставленным.

Ксюша стоит молча, опустив голову мне на плечо и выравнивает дыхание. Моя рубашка в ее кулачках, как и мое сердце.

Натягиваю обратно на нее трусики, опускаю помятую юбку, заправляю в нее блузку, параллельно касаясь губами острых скул и пухлых, зацелованных губы.

Себя тоже по-быстрому привожу в порядок.

В дверь кабинета стучат.

— Кхм! Ребят, — звучит голос Громова, — это все, конечно, здорово, и не то, чтобы я куда-то торопился, но неплохо было бы обсудить детали. Или вы решили примириться?

Ксюша отталкивает меня и выходит, поднимает с пола сумочку, а после распахивает дверь и произносит Громову в лицо:

— Ни о каком примирении и речи быть не может. Все, что требуется, я подписала. И из совместно нажитого мне ничего не нужно.

И уходит, с презрением окинув Дину взглядом.

У меня запоздало загорается лампочка, лечу за своей женой. Запрыгиваю в лифт в последний момент.

— Ксюш, вернись. Поговорим нормально!

— Ты же видишь, не можем мы нормально! — произносит со слезами на глазах. — Ну какое нормально, Кир? У тебя в приемной сидит женщина, с которой ты изменил мне! Черт! Что с тобой не так, твою мать?!

Ударяет меня сумочкой в грудь, а следом прилетает хлесткая пощечина.

— Ксюш, правда. Я тупо забыл! И у меня с ней не было ничего! Вернее, было, но только в Сочи, больше нет.

— И как мне поверить в это? — хмыкает устало, и по щеке катится слеза.

— Пожалуйста, родная…

Хватаюсь за нее, но она отшатывается.

— Все это не имеет значения. Официально мы разведены. Мне ничего от тебя не нужно. Все, что было нажито за время брака, оставь себе.

— Ксюша, остановись, поговорим!

Двери лифта открываются, и она шагает в вестибюль, оборачивается:

— У меня другой мужчина, Кир, — произносит обреченно. — Поздно говорить, попросту не о чем.

Оставляет меня в лифте и уходит.

Двери закрываются, отрезая меня от любопытных взглядов, и я оседаю на пол. Ксюша нокаутировала меня жуткой правдой.

20. Глава 20

Ксюша

— Я еду в Сочи, — практически торжественно объявляю я.

— Как это? — Женя поднимает голову и смотрит на меня так, словно явился мессия.

— Ну как… на самолете полечу, — пожимаю плечами.

— Зачем? — он даже поднимается.

— Затем, что там надо организовывать свадьбу.

— Ты можешь организовать все здесь, а туда полететь перед самим торжеством.

— Могу. Но не хочу, — поднимаю подбородок.

Женя хмурится:

— Что с тобой?

— Ничего особенного. Просто мой начальник забрал у меня проект, который могу потянуть только я со своей командой, и уровень доверия к нему, знаешь ли… упал. Да и вообще, — легкомысленно машу рукой в воздухе, — душно мне стало в городе.

— Душно? — выгибает бровь.

— Стены душат… и работодатель.

— Да сколько можно, Ксюш? Когда ты отпустишь ситуацию?! Я тут босс, и только я буду решать кому какой проект отдать! — распсиховавшись, кидает на стол карандаш.