Двое!

Только решила, что я возьму себя в руки и включу голову, как мне по ней опять шандарахнуло.

И кто-то должен взять меня на ручки, прижать к себе и шепнуть, что все будет хорошо. А потом не мешало бы чмокнуть в носик, укрыть одеялком и принести чашку горячего чая.

Но меня ждет развод, юристы, адвокаты, беготня с горящей задницей, попытки вырулить с Глебом из дерьма не психованными и дергаными врагами. А еще жуткий токсикоз, отеки, эмоциональные горки и пятнистая рожа.

Я ненавижу свою жизнь.

Как же я завидую сейчас одиноким женщинам. Или молодым девочкам, которые могут упорхнуть из брака легкими бабочками в светлое будущее, гордо встряхнув волосами и вскинув подбородок.

— Вы же мать с опытом, — узистка подбадривающе улыбается, вырывая меня из бурлящего потока мыслей, — точно справитесь. А если муж выкобенивается, пару раз приложите о его голову сковородкой.

Нервно смеюсь и сдавленно отвечаю:

— Все куда сложнее.

— Нагуляла? — шепчет узистка и округляет глаза. — И, дура такая, мужу сказала?

— Нет, — медленно качаю головой. — Я пойду.

— Давай, мать, — решительно смотрит на меня. — Сопли не распускай.

Отступаю, подхватываю пиджак и выхожу. Перед глазами все плывет. Не распускать сопли?

А я вот хочу соплей, слез и криков.

Мне надо на воздух. Подставить лицо под холодный ветерок, собраться с духом и только потом вернуться к врачу, который подтвердит слова узистки.

Я жду двойню.

Несколько поворотов. Плетусь мимо регистрационной стойки, милая девушка-администратор клиники говорит:

— Хорошего дня.

— Я еще вернусь. Мне надо подышать…

В дверях сталкиваюсь с худой женщиной, тихо извиняюсь и выхожу на крыльцо.

И не сразу понимаю, что в нескольких шагах от лестницы стоит Глеб, спрятав руки в карманы.

— Вот черт… — короткий смешок, и я прикладываю ладонь ко лбу.

— Рассказывай, — смотрит на меня в напряженном ожидании, переводит взгляд на бумажки в моей руке и делает шаг к лестнице. — Нин. Ты чего молчишь?