Встает и вышагивает из стороны в сторону. Останавливается перед столом:

— Мы разводимся в срочном порядке. Я нанимаю юристов, — его голос становится твердым.

— Я поняла… Ты бежишь от меня, да?

— Бегу, — он не отводит прямого взгляда, — Нин, это ты ведь начнешь проталкивать идею забрать у Нади ребенка себе.

— Нет.

— Да ты что?

Замолкаю и медленно сглатываю. За это безумный вечер в моей голове уже несколько раз пролетела мысль, что этого ребенка, которого зачали в туалете, не ждет ничего хорошего. Он для Нади — лишь средство, и если она не получит того, что желает от Глеба, то его жизнь не будет счастливой и беззаботной.

Проклятье.

— Я — дурак, Нина, а ты — дура, и поэтому я буду решать вопрос с Надей отдельно от тебя. Никаких больше встреч с ней, — выдыхает через нос. — И никаких разговоров.

— И как ты будешь решать этот вопрос?

Опирается ладонями о стол, поддается в мою сторону и шепчет:

— Прозвучит грубо, но… это не твое дело. Я с тобой развожусь, и тебя ждет головокружительное переоформление моего бизнеса на твое имя. Я предложу свою кандидатуру на роль исполняющего обязанности на минимальном окладе.

— А я тебя не возьму, — не подумав, говорю я.

— Твое дело, — скалится в улыбке.

— Ты решил все начать за нового с молодухой? —едко спрашиваю я. — Так и скажи. Что тут разыгрываешь карту благородства?

— Да ни одна молодуха мне так не изнасилует мозг, как ты, — шипит Глеб. — Если и начну с нуля, то гордым и одиноким орлом, чтобы бывшая чокнутая жена восхитилась моим упрямством.

— И про птенчика от юной голубки из туалета ты подзабыл.

— Заткнись, Нина, — рычит Глеб, и его глаза вспыхивают. — И я тебе это говорю с большой любовью и уважением. А теперь иди спать, — поскрипывает зубами. — Тебе сейчас важно высыпаться.

22. Глава 21. Не натягивается шкурка

— Да я у тебя разом стала неадекватной истеричкой с пузом, да? Здорово ты все перевернул, — говорю я после минуты молчания. — К бомжам рвалась? Ты про того избитую женщину, которая лежала на тротуаре и все проходили мимо, а я решила, что ей нужна помощь? Да, не в брендовых шмотках она валялась.

Выдыхаю и сжимаю кулаки:

— А про накормленного ребенка что-то ты упустил самое важное. После этого я учила маму прикладывать малыша к груди, — злым шепотом продолжаю я. — И мне были благодарны, Глеб, потому что внезапно кормить дитё тоже целая наука. Это вам мужикам на всех кругом наплевать.

Сердито щурится.

— А бабульки тогда говорили об умерших мужьях, — цежу я сквозь зубы. — Вспоминали знакомство с ними. Да, это грустно, что человек стареет, а потом еле передвигается и вспоминает о молодости, в которой он любил.

Медленно выдыхаю:

— И плакала я рядом с тобой всегда, потому что доверяла тебе, потому что не боялась быть дурой, — делаю паузу. — Удобно устроился, нагулял ребенка, а мне теперь и слова не скажи, потому что буду истеричкой. Ты вынуждаешь меня молчать, чтобы не оказаться в твоих глазах идиоткой, но это не я пришла к тебе с новостью, что залетела по-пьяне от молодого парня.

— Нин, прекращай.

— А я не буду прекращать, — чеканю каждый слог, — И если я такая дура, что же ты не боишься оставить мне свой бизнес? Меня невозможно контролировать, как ты сказал. Как-то не сходится.

— Я просто хочу, чтобы ты сейчас прекратила качать лодку! Нина! — повышает голос, а затем сжимает переносицу.

— Только вот за нашей лодкой следует другая, Глеб, и та, которая в ней сидит, усиленно гребет веслами! И что с разводом, что без, эта лодочка не исчезнет! Ты предлагаешь мне ее игнорировать! И еще смеешь со мной разговаривать в ультимативном тоне! Заткнись и помалкивай, пока я тут думаю, что делать! И вот теперь я все переверну с ног на голову, мой хороший. Тебе развод нужен, чтобы по-тихому и без лишних моих истерик жить на две семьи. А если я буду истерить, то ты просто слиняешь, потому что я тебе сожрала мозг, истеричка такая. И все оставляешь мне, чтобы обрубить мои возмущения, ведь какой ты благородный, етить-колотить! Мне твое благородство ни в одно место не уперлось!