Муж, который скоро будет бывшим поднимает голову, не понимает вопроса.

– Как чувствуешь себя?

– Что?

Не понимает видимо, хотя я всегда считала, что мужик он у меня не глупый. И мужиком-то не называла никогда, считала, что это недостойно. Мужчина! Вот кто он был для меня. Мужчина. Любимый. Единственный, чёрт возьми. Да, да, мне же дуре, даже сравнить не с кем! Только по рассказам подружек да по своим ощущениям могу понять, что мой Тихонов очень даже ничего. Хорош в постели. Шикарен.

Отборный самец.

Внезапно, как молнией прошивает. Получается, у меня больше этого не будет, да?

Этих жарких, потных ночей горячих, этих стонов, движений быстрых, жадных, плавно перетекающих в медленные, тягучие. Этой страсти на двоих, которая оглушает, заставляет онеметь, только смотреть друг другу в глаза неотрывно двигаясь вместе, вместе дыхание задерживая на подходе к пику, когда я чувствую его член так, словно это часть меня, знаю, сколько еще ему времени нужно, когда он готов выстрелить, взорваться, подгадывая своё так, чтобы вместе, в унисон, ну или хотя бы очень близко. Влажные поцелуи, терпкий запах, вкус его кожи, тяжесть тела на мне, и он внутри. Заполняет целиком, его много, растягивает иногда до боли.

Зубы сжимаю до скрипа, самой противно, что думаю сейчас об этом.

– Маш…

– Как чувствуешь, спустив нашу жизнь в унитаз, а?

– Маша…

– Да, пошёл ты…

Хочется много еще что сказать, но чувствую, скоро просто тупо скачусь в ор и истерику. А я не хочу, чтобы он запомнил меня истеричкой в этой ситуации. Наоборот. Пусть помнит, что я держалась спокойно и с достоинством.

И с достоинством закопала его, вместе с его грёбанным раскаянием.

Поздно, Стас, поздно…

Выхожу из кабинета и вижу эту мелкую дрянь, которая стоит у диванчика для посетителей, перебирая лапками.

Катя, значит… Катя, Катерина, маков цвет.

Что ж, сучка, второй раунд.

***

Она молчит.

И я молчу. Смотрю на неё.

Что он в ней нашел-то, господи? Волосики жиденькие, кожа не очень хорошая, сразу видно, и тональник не самый лучший явно, ну или пользоваться не умеет. Мне вот с кожей повезло, никогда никаких прыщей, гладкая, ровная, хороший цвет, и морщин нет. Ну, тут, конечно, не только природа постаралась, но об этом мы умолчим. Мне всего тридцать пять, я знаю, что выгляжу моложе своего возраста, хотя не стремлюсь. По мне – возраст прекрасен. Уже есть мозги, и еще есть красота.

Мозги сейчас вопят о том, что я не должна опускаться до скандала с этой девицей. Я с ними согласна.

Мне нужно просто пройти мимо. Спокойно и с достоинством.

Достоинство. Шикарная вещь. Очень.

Только иногда мешает. Иногда хочется засунуть его куда подальше и выпустить на волю фурию, валькирию, которая там живёт. Древнее зло, которое разбужено изменой моего любимого мужа.

Уже собираюсь пройти к лифту, как эта сумасшедшая вдруг открывает рот.

– Мария Станиславовна, мне жаль, что так получилось.

Ах, ей жаль? Зашибись. Мне тоже.

– Вы бы всё равно узнали, рано или поздно. Мне жаль, что так.

О, я бы узнала? Интересно, что это значит? Эта девица мне сейчас пытается объяснить, что это была не разовая акция? Что у неё с моим, вернее, уже не моим Стасиком любовь-морковь?

– Я…

Девица тормозит, столкнувшись с моим взглядом. Я смотрю на неё как на зверушку в зоопарке. Любопытно.

Ох, Маша, Маша! Ну сколько раз себе самой повторять – от любопытства кошка сдохла! Чёрт…

– Я хотела вам сказать… вы же знаете, Стас… Станислав Игоревич вас любит. Очень любит.

Неужели?

Это нормально? Когда любовница вашего мужа, малолетняя шаболда, признаётся в том, что он любит именно вас?