— Сюсю-мусю?

— Я с женой тоже сюсю-мусю, — Юра косит на меня взгляд. — Сюсю-мусю — это хорошо, когда кругом черт знает что происходит. И ты свое сюсю-мусю потерял. И сам нихрена не понимаешь. Сам себе не можешь объяснить, что, идиотина ты похотливая, устроил. Это я все еще из образа толстой тетки не вышел. Последний шанс сказать мне, почему ты отымел подружку жены?

— Просто взял и отымел, — рычу в его щекастую и надменную рожу.

— Тогда хрен тебе на глупу рожу, а не примирение с женой, — зло щурится он. — Просто бери разводись и скачи по шлюшкам. Не нравится? Тогда, Матвеюшка, тебе надо поковырятся в себе. Ты сейчас не в адеквате. У тебя не будет диалога ни с женой, ни с дочерью, ни с самим собой. Развод — это не похороны. Улавливаешь?

— Не совсем.

— И ты ко всему прочему еще и отупел. Знаешь, — прикладывает руку к груди, — мне твоя личная жизнь до одного места, как говориться. Хоть оргии устраивай, но тебе надо вернуться в строй, потому что я не люблю менять людей, которых к себе приблизил. Ты человек семейный, и что-то мне подсказывает, что без семьи ты скатишься на дно, если все спустить, как есть. Поэтому, — тычет мне пальцем в грудь, — давай-ка мозги прочисть. Подойди к своему разводу как к сложному проекту, в котором ничего непонятно и будто нет выхода. И начать тебе надо с твоей тупой башки, Матвей, в которой каша. Может, ты придешь к тому, что брак-то себя изжил и вам с Адой не по пути.

— Заткнись.

— Лучше с бывшей женой остаться друзьями, чем врагами, — устало вздыхает. — И разойтись близкими людьми, которые помнят хорошее и благодарны за прошлые годы, иногда куда сложнее, чем сохранить брак.

— Я не могу быть с ней. Мне и самому будет тошно, — гипнотизирую пыльную кувалду на земле, — но и позволить ей быть с кем-то… Нет, — хмыкаю. — Не позволю.

— Ты ее уже замуж выдаешь?

— Я в курсе того, как на нее смотрят мужчины, — расстегиваю комбинезон. — И старые, и молодые… — закрываю глаза, — я должен вернуться…

— Погоди, — Юра выхватывает из кармана халата вибрирующий смартфон. — Да, дорогая?

— Я полезла в машину твоего чокнутого юриста, — из динамиков раздается встревоженный голос жены Юры. — Вдруг он труп прячет в багажнике.

— Прячет?

— Нет. Но я нашла его телефон под сиденьем. Разрывался от звонков.

— И?

— И там баба ревела и орала, что у нее выкидыш и что какая-то Ада на нее напала. Ада это кто?

— Жена, — Юра зевает и переводит на меня скучающий взгляд. — Кажется, твоя супруга тоже спустила пар.

21. Глава 21. Пришел спасать?

— Папа!

Лиля кидается ко мне, но на полпути тормозит и прячет руки за спину. Глаза - опухшие от слез.

Как же горько. И горько даже во рту.

Моя дочь испугана, а найти поддержку и защиту у отца уже не может.

Ведь я причина всего этого.

— Где мама?

— Она в кабинете, — Лиля трет нос, — завтрак приготовила и поднялась. Она злится на меня.

— За что?

— За то, что я твоей гадине перцовым баллончиком…

— Этим? — достаю из кармана небольшой черный баллончик, который поднял с травы у калитки.

— Да, — Лиля зло щурится, — этим. И я ни о чем не жалею.

— Ты еще удивляешься, почему мама злится, — шагаю к лестнице и прячу баллончик в карман. — И это незаконно продавать подобные приблуды детям.

— Это мне твоя шлюшка подарила.

Оглядываюсь. Губы поджимает, а глаза блестят от слез. Пусть она хорохорится, но в ней уже мало ярости. Лиля хочет плакать, но ведь она мне обещала, что не прольет больше слез по папаше-козлу.

Я — моральный урод. Это слово выжигается в мозгу черными буквами, и я не нахожу, что ответить Лиле. Я хочу поймать ее сейчас, прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо и что я все исправлю, но…