Его спокойствие поражает. Еще и в глаза смотрит, считает себя правым. Уму непостижимо. Сама вырываю руку и отхожу в сторону. Не могу смотреть на него. Сразу в голове возникают образы нашего совместного прошлого, где было так хорошо.

Тот Армад и нынешний, два разных человека. Сейчас рядом со мной кто-то чужой. Обнимаю себя за плечи и борюсь с желанием закатить дикий скандал. Я должна быть сдержанной, рассудительной.

Любовница у него явно все понимающая, ласковая, не лезет к нему в лобовую. И мне нельзя. Но как же это сложно, когда хочется кричать, плакать, бить посуду.

– Я не отдам тебе детей. Мне плевать на все остальное. Я не девочка уже, чтобы пугаться трудностей. Думаешь, спасую?

«Господи, Алина, что ты творишь? Остановись. Остановись немедленно! Не смей с ним так разговаривать, не настраивай против себя еще больше, глупая! Сердце поболит и перестанет. Во всяком случае, так невыносимо больно однажды не будет. Хватит!» – кричит мне голос разума, который я не слышу.

– У меня есть руки, ноги, голова на плечах. Я здоровая взрослая женщина. Не смей меня шантажировать!

– Еще про раздел имущества скажи, – довольно скалится муж, а я не понимаю его веселья.

– Да не нужно мне это имущество. Мне ничего от тебя не нужно. Оставь все себе. Я не отдам лишь одно, детей.

– Тон сбавь, – подбирается, рычит в мою сторону, но слишком поздно. Я уже завелась. – Вспомни, с кем говоришь, женщина.

– С предателем! С тем, кого люблю всем сердцем, и кому на нашу семью наплевать. Зная, как мы с детьми друг друга любим, как мы все любим тебя, хочешь сделать несчастными сразу троих! Ведешь себя, как эгоист.

Слова слетают с губ. За каждое хочется дать себе подзатыльник, потому что вижу, как его глаза стремительно наливаются злостью, вижу, как тяжело начинает дышать, и все равно продолжаю. Я сошла с ума.

– Рот закрой, женщина, и знай свое место!

– Я? Я должна молчать, когда все идет под откос? – голос срывается, под конец фразы даже закашливаюсь. Кажется, будто сорвала голос.

– Да, ты! Кого я сделаю несчастным? Только тебя. Дети будут рады остаться со мной, а не с тобой. Я смогу уделять им больше времени, смогу показать им мир. А ты? Так и будешь носиться по городу, собирая бездомных животных и выхаживать их. Кому нужно это твое благородство в современном мире, где человек человеку – волк?

Что он несет? Ему всегда нравилось то, чем я занимаюсь. Он часто говорил, что рад тому, что я делаю этот мир добрее, светлее, приношу в него любовь и счастье, пускай и немного необычным образом.

– Чему ты их научишь? Кого ты вырастишь? Таких же наивных, верящих в доброе и вечное. Сейчас я тебя уравновешиваю, а после развода? Я не позволю тебе загубить наших детей, – возмущается, еще и пальцем тычет в грудь, нервно поглядывая в вырез.

Что, на сухом пайке, пока не разведется? Пусть и не надеется. Все, лавочка закрыта. Навсегда.

– Как ты быстро изменил свое мнение на счет того, чем я занимаюсь. Наивная, надо же, – прыскаю со смеха и начинаю мерять шагами кухню. – Я смотрю, ты забыл, сколько я впахивала ветеринаром на городской станции, сколько я пережила подстав и интриг в то время. Всем нужна была работа, там опытных врачей увольняли, а я выстояла. Забыл, какого нам тогда было?

Усмехается. Похоже, она ему основательно мозги промыла. Господи, я готова поверить уже и в гадалок, и в заговоры. Больше нет объяснения его поведению.

– Я в декрете полтора года была. Я не успела с Артуром счастьем материнства насладиться, потому что он рос, как на дрожжах, и твои десятки дел в районных судах не приносили столько денег. Но я понимала, что это временно, что тебе это нужно, чтобы сделать карьеру.