Плевать, что хотела освежиться. Заматываюсь в полотенце и шлепаю босыми ногами в комнату. Не хочу быть с ним в запертом пространстве, иначе придушу лейкой для душа. Надо же, что он должен был подумать? Да, что угодно, но не это. У меня слов нет.

– И правда, что ты должен был подумать, – передразниваю его, слыша, как идет следом за мной.

Хоть бы одежду снял, паразит, сейчас же все в воде будет, собирай ее на ночь глядя потом.

– Неужели за столько лет нашего брака ты смог допустить мысль, что я из-за мужчины наложу на себя руки? Да никто этого не стоит. У меня есть цели, мечты в жизни, и главное – у меня есть дети, ради которых мне стоит жить. Я не ожидала от тебя такого. Знаешь, наверное, ты прав.

Удивляюсь сама себе, но не стопорюсь, продолжаю говорить.

– Мы абсолютно чужие друг другу люди, так что уходи к ней. Раз у вас все так замечательно, и вы знаете друг друга, вам хорошо вместе, уходи. Вот прямо сейчас. Собирай вещи и уходи. Я люблю тебя и желаю только счастья. Если для этого мне надо тебя отпустить, я тебя отпущу, но без детей.

– Ты указываешь, что мне делать? – удивленно спрашивает, а я поворачиваюсь к нему.

Он все же разделся, стоит передо мной в одних трусах с выпирающим достоинством. Ну, вот пусть идет туда, где его удовлетворят. От меня он больше ничего не дождется.

Не хочу быть с ним в одной комнате, не хочу слушать его, поэтому иду к двери и дергаю за ручку. Заперто. Он что, нас закрыл? Ладно. Открываю верхний ящик тумбы – пусто, ключа нет. Совсем страх потерял.

– Армад, открой дверь, мне нужно выйти.

– Я не буду открывать дверь, пока мы не поговорим. Еще раз повторяю, ты смеешь мне указывать куда идти и что делать? Алина, кажется, ты забылась, кто в нашей семье мужчина.

– Я ничего не забыла, Армад. Я все прекрасно помню. А еще помню, как прошла с тобой через такую... Приличных слов нет, через что мы с тобой прошли. Так что да, я считаю, что тоже имею право голоса в этой семье и что мое мнение должно учитываться.

Не надо мне напоминать, кто я, и где мое место. Я все это прекрасно знаю. Так гадко на душе, что он об этом забыл.

– Я не пришла к тебе на все готовое, я прошла с тобой через все дебри, рука об руку. Но если это уже ничего не значит для тебя, если что-то в твоем мире поменялось, тогда я отпускаю тебя туда, где ты счастлив, где тебе хорошо. Что не так? Или проблема в том, что не ползаю на коленях и не умоляю тебя остаться?

По-любому она ему внушила, что мое поведение будет именно таким. И вижу подтверждение этому в его глазах.

– Я уже слишком стара для этого. Слишком много видела в этой жизни. Цирка не будет, – устало выдыхаю и откидываю мокрые волосы назад, что так неприятно облепили лицо и шею.

– Алина, – с нажимом начинает говорить муж и идет, тыча в мою сторону пальцем, но тут его телефон на придверной тумбе начинает звонить.

Мы оба поворачиваем головы. Я вижу, кто ему звонит. Телефон продолжает разрываться. Мы с мужем смотрим то на него, то друг на друга. Оба прекрасно понимаем, кто ему звонит.

Да, надпись «помощница» говорит сама за себя. В его телефоне все контакты забиты только по именам, раз этот контакт так выделяется, значит, это и есть она. Что ж. Променял, так променял.

– Перезвони ей, – говорю, когда телефон замолкает. – Успокой, скажи, что скоро приедешь и просто задержался, например, в пробке. Я не буду вам мешать.

Одинокая слезинка все же срывается с глаз. Я скрываюсь за дверьми ванной комнаты, пока он не успел нагнать меня, и запираю дверь на щеколду, хотя это вряд ли спасет в случае чего. Прижимаюсь к двери, слышу, как он что-то бросает в стену в комнате, а потом и вовсе ревет раненым зверем, пока я позволяю истерике накрыть меня с головой.