– Повернись, – приказывает Николас.

Мигом исполняю! Так рьяно, что аж юбки ударяют по икрам.

Когда его пальцы умело распутывают шнуровку платья, я лыблюсь украдкой во весь рот.

Прохладный ночной воздух касается обнажённой спины. Кончики тёплых пальцев Николаса на контрасте превращают меня в один сплошной оголённый нерв.

– Это ещё что? – вдруг раздаётся после паузы.

Меня обдаёт ледяным ужасом.

Проклятье!

Дерьмо собачье!

Я и думать забыла-а-а!

Резко разворачиваюсь лицом к дракону, прижимаю к груди тяжёлый лиф платья, который грозит упасть. С отчаянием смотрю на Николаса, чувствуя, как слёзы стыда затапливают веки.

– Откуда они? – давит он, глядя на меня хмуро исподлобья, я молчу, и он догадывается сам. – Фанил?

Сглатываю. Николас запрокидывает голову к потолку и зло выдыхает:

– Вот, же, мразь.

И меня прорывает. Рассказываю ему всё.

Как после смерти мамы отец, в очередной раз, проигрался. Как пьяный рыскал по дому в поисках маминого кулона. Как в белой горячке орал на меня, что его спрятала я. Как хлестал плетью, пропитанной отваром чёрной крапивы – для усиления боли и незаживающих шрамов – чтобы сказала, куда. Не сказала. Вот они и… не зажили.

Николас смотрит на меня потрясённо:

– Разве оно того стоило?

Имеет в виду кулон, с которым мамочка не расставалась, и я без раздумий отвечаю:

– Да. Это последнее, что у меня осталось в память о ней.

Смотрю на него с надеждой и молчаливой просьбой, чтобы обнял, заключил в крепкие объятия и заставил забыть весь тот ужас. Но Николас, наоборот, отступает назад:

– Послушай, Киана, отныне никто тебя и пальцем не тронет. Никто. Особенно он. Ты меня поняла? Никогда. Слово дракона. А сейчас ложись спать и ни о чём не тревожься.

И он уходит. Просто уходит, мягко прикрыв за собой дверь. А я бессильно опускаюсь на пол, чувствуя, что меня в очередной раз предали.

– Ох, подруга-а! – вздыхает Элис. – Что ж всё так сложно-то, а? Может, ну его? Закрути со сверстником? Джим на тебя заглядывается, и Рикард тоже. Тем более, твой благоверный дал добро.

Предложение Элис не вызывает ничего, кроме желания зевнуть, что я и делаю.

– Может. Я не нужна ему, теперь это и табуретке понятно. В чём бы ни была причина – не суть уже.

Сажусь, вытираю слёзы и смотрю в окно. Лёгкий ветерок их приоткрытой форточки шевелит прядки волос у щёк. Задумчиво глажу мурлычащего Барсика:

– Но сначала я получу развод. Не вышло через ректорат? Пусть. Значит, подам прошение напрямую Императору.

– В смысле, ты…

– Да. Я отправлюсь во Дворец.

10. 3.

Киана.

Магический водоворот выбрасывает меня в паре кварталов от Императорского дворца.

– Идём, Барсик! – машу рукой, и кот послушно следует за мной по улочкам. То чуть обгоняет, то наоборот отстаёт, отвлёкшись на что-то, но всегда держится на расстоянии пары метров.

Все подступы к Императорскому дворцу окружены высокими заборами с острыми железными пиками и несколькими слоями магической защиты. Попасть внутрь для постороннего человека в обычный день невозможно, но сегодня грядёт ночь Новой луны, а значит, по древней традиции, каждый имеет право войти во дворец и обратиться к Императору с прошением.

Сливаюсь с вереницей других посетителей, среди которых бедняки, вдовы, торговцы, молодые и в возрасте. У каждого своя боль и своя причина чтобы сегодня быть здесь.

Стискиваю пальцами пергаментный свиток – заново составленное прошение о разводе, скреплённое очередной порцией моей крови. Надеюсь последней, что я трачу на вас, господин Драквуд! Видит Светлейший, я старалась изо всех сил, но всему есть предел. И мой был достигнут в момент, когда, в ответ на признание в чувствах я получила холодную отповедь.