А сейчас каждая собака сутулая в курсе, что мой муж мне изменяет. Это обмусоливают, конечно, и будут обмусоливать еще долго. Нет смысла пытаться закрыть кому-то рот, потому что это правда. Что бы он ни говорил, как бы ни пытался оправдаться.

Но так много говорит против него, и так сильно изменились наши отношения, что я больше не верю ему слепо.

Может у него ко мне и есть чувства, но…теперь он сам неверный, совсем как его брат, с которым он столько лет не общается из-за ситуации с бывшей невестой.

Может нет смысла уже обвинять родственника в том, в чем сам замешан? Двойные стандарты налицо.

Рывком встаю, ссаживаюсь с ног мужа, и делаю вид, что не замечаю реакций…никаких, ни физиологических, ни эмоциональных. Он больше не удерживает меня, и я чувствую себя так, как будто меня только что доломали. Вручную обнажив внутренности, рассмотрев каждую и не удосужившись даже запрятать обратно.

—Я люблю тебя, и ты моя жена, — говорит он, смело разбрасываясь словами, прав на которые больше не имеет.

—Знаешь, когда ты в последний раз говорил мне, что любишь? — поворачиваюсь к нему и ехидно ухмыляюсь. Во мне сейчас так много яда, что я с щедростью готова им делиться без зазрения совести. — Когда я выходила за тебя замуж, наша клятва включала эти слова, а дальше ни разу. Я не настаивала, потому что чувствовала это поступками, которые ты совершал ради меня. До поры…до времени. Так что не надо мне сейчас говорить это, Архангельский. Я хочу сменить фамилию и никогда больше…—вдыхаю поглубже до болезненных ощущений в груди, — не иметь с тобой ничего большего.

Я говорю это, всматриваясь ему в глаза. Кажется, еще секунда, и из моего мужа вырвется дикий зверь, так он напряжен. Кулаки с силой сжимаются, желваки играют, а губ практически не видно, так он их сжал. Ссадина на них делает общий вид еще более устрашающим.

—Я не дам тебе развод.

—Что ж, тогда я воспользуюсь услугами адвоката и буду просить отца помочь мне.

—Я тебя не отпущу, Ань, — рубит грубо. —И связей твоего отца для развода будет, увы, недостаточно. Я давно уже не простой студент. И я найду возможность, чтобы ты осталась моей женой. Это вообще для меня не проблема.

Внутри обрывается вообще все. Я прикрываю лицо ладонями и смеюсь как в последний раз. Это нервное, и успокоиться я уже не смогу.

Поверить не могу, что слышу этого. Мне хочется оглохнуть.

—Ты будешь давить, использовать связи, только чтобы я как послушная собачонка рядом была? Кирилл, да я же возненавижу тебя с такой скоростью, что ты сам поверить не сможешь. Каждый твой шаг будет забивать между нами еще один кол. Стена уйдет в небо, пойми ты это! Ты не сможешь меня заставить быть твоей. Никогда.

Прижимаю руку к груди и выдыхаю, делаю маленькие глоточки кислорода, но не помогает.

—Я собираюсь воевать за свою женщину, и да. Я буду использовать все методы для достижения целей.

—Тогда ты меня уже потерял, — шепчу в пустоту, мой взгляд цепляется за знакомые кованые ворота. Это дом моего отца. Он привез меня домой.

Машина медленно подъезжает к центральным воротам, но замок все еще блокирует двери.

Я укладываю руку на стекло, проводя пальцами волну по холодному стеклу. Рисую точку посередине и обвожу по кругу, прямо полосы. Пара взмахов и остается только подуть на стекло, чтобы увидеть картину целиком.

—Я уеду на пару дней, чтобы решить некоторые сложности, а затем мы все начнем сначала, — звучит безапелляционно от моего мужа.

—Знаешь, я тут подумала…— говорю невпопад, — хорошо, что я все-таки не забеременела. Сейчас бы для ребенка был жуткий стресс, увидеть всю эту грязь, прочувствовать на себе утешающие взгляды. Опять же, дети бы дразнили, будь он или она постарше. А в саду непременно обсуждали бы меня, когда я бы приходила за ним или ней, да и вообще за глаза бы обсуждали. Словом, все что ни делается, все к лучшему и только во благо. Так ведь поносят только меня…Наверное, я бы не смогла пережить подобного по отношению к собственному ребенку. Это не просто предательство семьи было бы, это была бы травма на всю жизнь. Пришлось бы по психологам ходить, да и вообще.