– Бантики отдавать жалко, – решает в итоге.

– Вот, видишь, сплошная польза, если будет пацан, – поддерживает её по-своему отец.

– Ладно, – сдаётся егоза. – Уговорил. Покупайте братика.

Что-то с грохотом падает. Оказывается, это я роняю штатив от капельницы, за который, видимо, схватилась в порыве удержаться в вертикальном положении. Смотрю на стальной стержень у своих ног, чувствуя, как на глазах опять скапливаются слёзы.

– Может, приляжешь? Позвать медсестру? – тут же реагирует Тим, ссаживая Руську со своих колен, чтобы поспешить мне на помощь.

Упавший штатив тоже он поднимает. Затем и меня аккуратно сажает на постель. Да так и не отпускает, глядя сверху-вниз с самым озабоченным видом. Будто и правда волнуется. Поверила бы, да только нет ему больше веры.

Дочка, разумеется, тоже тут же спешит к нам. Тим опять подхватывает её на руки, а мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не выплеснуть всё то, что кипит внутри. Схватить бы эту поднятую им палку и огреть ею по его спине несколько раз. Может тогда дойдёт, что он творит. И самой, глядишь, полегчает хоть немного. Потому что с каждым пройденным мгновением становится всё только хуже.

Как так можно? Вот как?! Ведёт себя так, будто ничего не произошло. Как если бы это я не его застукала на месте преступления, а кого-то другого, он не причём. Ещё и с дочерью обсуждает пополнение семьи, как ни в чём не бывало. Что ж не прямо-то сообщит сразу, что скоро у неё и впрямь появится братик? Чего тянуть? Раз уж всё равно правда вскрылась.

– Уйди, – прошу, накрывая лицо ладонями. – Уйди, пожалуйста.

Не могу больше изображать из себя спокойствие и играть в счастливую семью перед дочерью. Сил не остаётся. Ни моральных, ни физических.

– Мама, тебе плохо? – тут же реагирует дочь на мои слова.

– Всё хорошо, рысёнок, – всё же нахожу в себе силы и терпения посмотреть на неё и улыбнуться.

– Мама очень устала, – оправдывает меня Тим. – Ты хотела увидеться с ней, мы увиделись, – перехватывает её удобнее. – Теперь ей нужно отдыхать, а мы поедем домой. Завтра увидимся с ней, когда её выпишут, ладно? – предлагает.

Руська недовольна, но в итоге соглашается. Я очень стараюсь на прощание ей улыбнуться как можно мягче и нежнее, но выходит так себе. А как только за ними закрывается дверь, начинаю выть белугой. Потому что больно. Мне очень-очень больно.

За что ты так со мной, Тим? За что?

Ночь проходит ужасно. Я почти не сплю. Всё верчусь на больничной койке и пытаюсь привести мысли в порядок. Выходит не очень. И к утру я чувствую себя хуже, чем накануне, а в мозгах всё тот же раздрай. Кое-как беру себя в руки и заставляю сосредоточиться на насущном, а конкретно на анализах. Ближе к обеду прохожу ЭКГ, и только после него меня начинает понемногу отпускать. Всё хорошо. И со мной, и с малышом. Можно действительно расслабиться и сосредоточиться на том, что буду делать дальше. А дальше я для начала выписываюсь. Пришедшая на смену знакомому врачу женщина пытается меня задержать, явно новенькая и хочет выслужиться перед Тимом, но я непреклонна, а потому к обеду мне обещают подготовить все документы.

Вот и отлично!

Плохо только то, что забирать из клиники меня приезжает муж.

Да чтоб ему провалиться!

Вот чего ему неймётся?

О том и сообщаю в своей манере.

– Зря приехал, я бы и на такси добралась.

Выписка ещё не готова, зато я полностью собрана. Стою возле окна и смотрю на улицу, ожидая, когда же мне можно будет покинуть это место.

За спиной слышится вздох, а затем Тим подходит ближе, останавливается рядом.