– Хорошо, – говорю тихо, будто сама себе. – Только… не думай, что я тебе верю.

Габриэль хмыкает, в его взгляде скользит тень – то ли уважения, то ли снисхождения.

– А мне всё равно, веришь ты или нет. Главное – что ты сделала правильный выбор.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, как дрожат мои губы.

Нет, я не сдалась.

Я просто выбрала, что важнее.

Сейчас – выжить.

Потом – все остальное.

Глава 8

Закрываю магазин дрожащими пальцами. Замок заедает, как будто не хочет отпускать меня. Пишу короткое, сухое сообщение хозяйке под диктовку Габриэля:

Срочные обстоятельства. Не смогу больше выходить. Простите.

Он не настаивал на своей формулировке. Я просто не знала, что написать, зависла над чистым листком бумаги. Тогда старший Симон решил мне "помочь".

Смотрю на расплывающиеся слова на листке и понимаю:

Все. Меня уволят. Конечно, уволят.

Жаль до боли. Мне здесь было хорошо. Впервые за долгое время я чувствовала себя на своем месте. Маленький островок стабильности, красоты и смысла. И снова хаос. Снова семейство Симон вмешивается в мою жизнь, как ураган, все ломая, разрушая.

Следую за Габриэлем по пятам, как послушная собачонка, и сама внутри смеюсь над собой, с горькой, язвительной иронией. Что ж, так всегда и было. Он – решительный, резкий, непреклонный. Я – мечусь, пытаясь найти угол, где меня не прижмут к стене.

Сердце все еще колотится где-то в горле, и я никак не могу его загнать обратно в грудь. Мне страшно. Габриэль смог запугать меня. Он хочет сломать меня, как когда-то Анри. Видимо, это семейная черта. Их воля – как гвоздь, вбитый в дерево: не вытащишь.

Мне хочется закричать, вырваться, броситься обратно в магазин… Но уже поздно. Решение принято. Я переступила черту. И теперь – в их власти, снова.

Он подводит меня к огромной машине. Стекла тонированные, двери открываются плавно, бесшумно, сиденья обтянуты серой замшей, пахнет дорогим кожаным салоном и чем-то остро-пряным, мужским. Странным образом мне приятен этот запах, что я списываю на причуды беременности.

Я забираюсь внутрь, и как только усаживаюсь, волной накатывает головокружение. Живот тут же откликается ноющей, глухой тянущей болью. Стараюсь не выдать себя. Не показать. Только не перед ним.

Он замечает. Конечно же. Его глаза как рентген. Он уже сидит напротив и смотрит. Хмуро, пристально.

– Что такое? – в голосе раздражение, нетерпение. Будто я специально решила устроить драму.

– Ничего, – выдыхаю.

Сжимаю зубы. Как же я ненавижу это чувство страха. Оно стало вездесущим. Страх потерять ребёнка. Страх показать слабость. Страх, что он увидит, как уязвима я на самом деле.

Габриэль несколько секунд изучающе пристально смотрит. Потом, молча, подает мне бутылку воды.

– Пей, – приказывает коротко.

Я беру. Прикладываю к губам. Вода прохладная, обжигающая, и я чувствую, как содрогаюсь изнутри.

Габриэль продолжает изучать мое лицо. В его глазах ни капли сочувствия. Он вообще смотрит на меня не как на человека. Скорее, проблему, которую ему теперь приходится решать.

– Если тебе нездоровится, ты должна сказать. Ты беременна, и я несу за это ответственность.

– Боишься, что испорчу тебе дорогую обивку в машине? – не знаю откуда нахожу силы язвить.

Он морщится.

– Окей. Лучше сарказм, чем слезы. Ты всегда в слезах выглядишь жалко.

Его слова больно царапают, но я уже почти не реагирую. Слишком уставшая. Слишком… пустая.

– Ты можешь быть простым? Хоть раз? – вырывается у меня. – Или добрым, но это, наверное, из области фантастики.

– Ты хочешь доброты, Кира? – приподнимает бровь. – Серьезно? После того как предала моего брата? Сбежала, скрылась. Украла его наследника. Он безумно хотел ребенка. Устроила драму. А теперь сидишь тут и ждешь жалости?