Не хочу с ним разговаривать. Сейчас только дай ему зацепиться, не успею оглянуться, как окажусь в его машине, там-то он меня и придушит.

Не не не, я не дам этому придурку меня напугать. Как назло, людей вокруг не наблюдаю. Только поток машин, проезжающих мимо. И хоть бы кто-то обратил внимание на нарушителя, всем всё равно. Все спешат по своим важным делам.

— Садись в машину, не съем. До дома, так уж и быть, довезу, — что-то в его повадках и речи меня напрягает, не пойму только что, — с ветерком домчу-у-у, — тянет он последнее слово.

Тем временем Вадим открывает водительскую дверь, выходит из своей машины, странно качнувшись в сторону. Если бы поскользнулся и шибанулся головой, я бы ни капельки не расстроилась.


И тут до меня доходит, что он в дымину пьян. Как же я раньше не поняла?

— Отвали от меня уже наконец, — кричу, чтобы услышал меня наверняка. Вцепившись в пакет, как за спасательный круг. Сейчас я только от него и чувствую поддержку.

Вадим сужает свои глаза, рот перекашивается от злости.

Боже, я избавлюсь наконец от этого идиота? Он пьян, от него чего угодно можно ожидать. Он точно больной, я его боюсь.

Мне хочется быть сильной, но страх тонкой струйкой просачивается мне в голову, во все мои внутренности, окуривая меня этой эмоцией.

Я стараюсь взять себя в руки. Взгляд мечется по сторонам, мозг усиленно работает, ища выход.

Не придумав ничего лучше, я просто начинаю идти по тротуару против движения машин. Там тоже есть пешеходный переход сразу перед остановкой. Там люди на остановке стоят в конце концов.

Если он не совсем больной, не будет же он меня преследовать и ехать против движения задним ходом? Или будет?

На всякий случай ускоряю шаг, боясь обернуться назад, чтобы не поскользнуться и не растянуться на дороге. Только добежав почти до остановки, перевожу дыхание и, кажется, начинаю дышать на полную силу лёгких.

Оглядываюсь назад, слава богу, не вижу ни Вадима, ни его машины.

На всякий случай, как заправский конспиратор иду к своему дому кружным путём. Мало ли что этому идиоту взбредёт в голову. Короче, здравствуй, Юля — это я, твоя паранойя.

Спина мокрая, нервы на пределе, ноги разъезжаются как у коровы на льду. Это только центральные улицы засыпали песком, а где солью. Чуть в сторону шагнул и этого нет, сплошной каток. Мой пакет с фруктами, который в начале меня так радовал, а потом был моей опорой, нещадно оттягивает руки. Пальцы на обеих руках уже затекли и потеряли чувствительность. И даже то, что я перекладываю его из руки в руку каждую минуту, не приносит облегчения.

И как вишенка на праздничном торте, когда я уже одной ногой стою на тротуаре, вторая нога начинает предательски отъезжать назад. Ещё миг и я сяду на шпагат прямо на проезжей части. Да ещё и ручки на пакете, не выдерживают напряжения, синхронно отделяются от основания, медленно растягиваясь, они остаются в моих руках, а вся остальная часть оказывается на земле.

Я, как в замедленной съёмке вижу, как оттуда радостно выпрыгивают ярко-оранжевые мячики-апельсины и задорно скачут по снежному месиву на дорогу и в один миг погибают под колёсами старого красного Жигулёнка с рыжими от ржавчины боками.

Ну не-е-ет, на такое я не подписывалась. Я же почти добралась до дома, вот он, рукой подать. Возмущение растёт в груди и распирает мои лёгкие. Приземляюсь вслед за своим пакетом, хватаю его с остатками моего оранжевого настроения, в сторону дороги даже не смотрю.

Только поднявшись на ноги и приведя себя в равновесие, замираю от ужаса в последний момент, замечая несущуюся на меня чёрную громадину. Тут же до моего слуха с секундным запозданием доносится устрашающий рёв сигнала, скрежет, хруст, как будто что-то сминается и рвётся как перетянутая струна. В этот момент я понимаю — нет у меня больше сил, ну нет их... всё… закончились…