Она волком на меня смотрит так, что я затыкаюсь. Ну кого хоть раз в жизни приводили в чувство фразы о том, что надо успокоиться? Никого, только бесят сильнее.

Мира отворачивается к стенке, и между нами вырастает непроницаемая толща льда. Я вижу свою любимую женщину, но до нее никак не дотянуться и не добраться. И кажется, это я виноват во всем случившемся.

Напился, как последний говнюк, оказался в компании девах, а потом еще и денег совал врачу, чтобы он сделал Мире аборт.

От стыда все внутри полыхает жаром. Сам не пойму, как вышло за столь короткое время раздолбать всю свою жизнь к чертовой матери? Меня все устраивало, абсолютно. Дело любимое, жена — любимая, сил полно и уверенности в себе. А сейчас, все что мне остается, пытаться спасти наш брак.

Оставляю Миру одну и иду договариваться с врачом.

Снова. Только на этот раз, чтобы вытащить ее из этой клиники, вернуть домой, туда, где нас так многое связывает. Я готов ошибки свои исправлять, но ребенка назад уже не вернуть, а что еще предпринять, я пока не знаю. Вина разъедает изнутри, точно кислота, мне хочется содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать себя таким запятнанным. О чем я думал только, когда настаивал на своем, когда принимал решение за всех? Особенно за того человека, что еще не родился на свет, и ничего не может сделать с нашим выбором, никак на него повлиять.

Я так и не стал отцом, да и мужем вышел хреновым.

Но я не сдамся.

Переговоры занимают мало времени. Врач избегает смотреть мне в глаза, да я и сам не жажду прочитать в его выражении лица, что я конченный мерзавец. Спасибо, хватает своей совести.

Договорившись, что в случае необходимости, к Мире приедут на дом, я подписываю бумажки, и иду в палату к своей жене.

— Детка, собирайся. Я отвезу тебя домой.

Она обхватывает себя за локти, такая до невозможности хрупкая и тонкая, и проходит мимо, так старательно избегая коснуться меня, что это причиняет ощутимую боль. Все в том же самом платье, с кровавыми разводами, как напоминание о самой большой ошибке, совершенной мною за эту жизнь. Я не безгрешен и никогда не каялся, но сегодня я заслужил место в самом кипящем котле в центре преисподней.

Дорогой молчим. Мира сидит на заднем, я смотрю на нее в зеркало и губы кусаю до крови, не зная, как заговорить с ней, как заставить отвечать мне. Снова вспоминаю свою мать, которая после смерти Владика точно так же смотрела сквозь меня, даже если я пытался обнять ее, рассказать о своих достижениях или неудачах. Она вроде бы и рядом — вот стоит, можно дотронуться руками, обнять, пытаясь почувствовать материнское тепло, но мыслями где-то очень далеко, и до меня дела ей больше нет. Будто со смертью брата и я превратился в привидение, вынужденное постоянно скитаться в поисках того, кто смог бы разглядеть в нем живого человека.

Мы поднимаемся вместе в лифте, я уже беззастенчиво разглядываю свою жену, мне нужна хоть какая-то надежда, что мы выпутаемся, но в Мириных потухших глазах застыл весь Ледовитый океан.

В квартиру она заходит первой, и через несколько минут я слышу звуки воды из душа. Больше всего хочется оказаться там рядом с Мирой. Но ноги будто приросли к земле, мой максимум — дойти до кухни и замереть, опираясь о столешницу двумя руками.

Голова болит, так проявляется недавнее опьянение, от которого не осталось и следа. Только ощущение пустоты и раздавленности, да и мысли ворочаются в голове медленнее привычного. Прохожу по комнате, разглядывая кухню так, словно вижу ее впервые. С какой заботой выбрана каждая деталь, начиная от светлого, всегда чистого полотенца до деревянных ложек-лопаток в металлической банке возле плиты.