— Все, девочки, мальчики! На сегодня отбой, — просипела Ольга Михайловна, тихонько постукивая себя ладонью по груди и пытаясь продышаться, — Пожалуйста! Повторяйте дома роли! Учите! Проговаривайте перед зеркалом! До выступления всего месяц, а у нас конь не валялся! Лоботрясы!

Марина была согласна с ней, как никогда. Поэтому уходила из зала последней, напоследок решив задать несколько важных вопросов о том, какая поза больше подходила для одной из эпизодических сцен.

— Марин, пока это не принципиально, — сказала руководительница, тут же вызвав всплеск неприятия, — займись лучше четкостью произношения. Некоторые фразы ты проглатываешь.

— Я поняла, — девушка натянуто улыбнулась и ушла.

Ничего она не проглатывала! Она интонировала! А это огромная разница!

Оставалось только надеяться, что муж Ольги Михайловны более сведущ в актерском мастерстве, чем его женушка.

В раздевалке девчонки обсуждали репетицию и свои успехи.

Она посматривала на них с улыбкой и снисхождением. Подруги подругами, но, что уж душой кривить, половина из них была попросту деревянной. Ни чувств, ни надрыва, ни выражения. Интонации такие, будто на детсадовской елке перед родителями утренник ставили. Не хватало только платьев с мишурой и заячьих ушек на голове.

Что уж скромничать, единственной настоящей звездой в этом спектакле была она. Заслуженно, между прочим!

В последнее время Марина уже чувствовала себя частью актерской тусовки. Вероника щедро делилась подробностями закулисной жизни и порой такое сообщала, что ни в одном таблоиде не прочитаешь.

Марина очень этим гордилась. Теперь в школе на переменах она загадочно улыбалась и с видом бывалой селебрити говорила: а вы слышали, что тот-то и тот-то сделал то-то и то-то? И девочки такие: да не может быть! А она: уж поверьте мне, я точно знаю о чем говорю.

Она чувствовала себя на ступень выше и значимее остальных. Ей это льстило.

— Ланская, признавайся, никакая Вероника Майская к тебе на выступление не придет, — внезапно сказала Сонька Ежова.

Одна из неблизких подружек. Сучка редкостная. Богатая, но завистливая, наглая. И туда же! В театральный собралась поступать. Хотя в табуретке и то больше экспрессии было, чем в ней!

— Конечно, придет, — невозмутимо ответила Марина, пытаясь подобрать наиболее удачный ракурс перед зеркалом.

— Нафиг ты ей сдалась со своим школьным спектаклем?

— Она выходит замуж за моего отца.

— Ну это-то как раз понятно. Мужчина, женщина, — Сонька сложила на левой руке большой и указательный пальцы колечком, а правым указательным несколько раз в нем туда-сюда подвигала, — а вот ты тут при чем?

Марина смерила ее снисходительным взглядом:

— Мы, вообще-то, подруги.

— Ну-ну, — ухмыльнулась Ежова, — обычно новые жены не любят детей от первого брака. А вы прям подруги?

— Не хочешь, не верь.

— А я и не поверю, пока своими глазами не увижу ее на нашем выступлении. И если она не придет, буду до конца школы звать тебя Ринка-Бололо, договорились?

Марина не успела ответить, потому что встряла другая подруга:

— А мама твоя тоже придет? Ты их как разводить будешь? Или рядом посадишь?

Черт…

О том, что мать тоже была приглашена на представление, Марина благополучно забыла.

От этой проблемы надо было срочно избавляться.

Она уже не маленькая девочка, которой нужна мамочкина помощь и поддержка!

У нее свои планы, ожидания, амбиции в конце концов.

На выступлении ей была нужна сиятельная Вероника, а никак не приземлённая Вера Андреевна, которая и двух имен в современном киноискусстве назвать не могла.

Ну вот зачем она придет? Будет только вздыхать да охать, толку-то от этого? Чтобы ее растрогать и нарваться на похвалу много не надо. Четверть хорошо закончила – молодец, фигню какую-то сделала – умница. Она вообще радовалась каким-то несущественным мелочам что у нее, что у Артема.