Пока я пыталась продышаться после очередного несправедливого укола, муж продолжил:
— Я созвонился с руководством больницы. За тобой присмотрят.
— Не стоило утруждаться. Я уже в порядке.
— Это не обсуждается, — безапелляционно заявил Николай, тоном показывая, что разговор окончен, — И на будущее, будь добра, контролируй слова, если вдруг тебе снова позвонит Влад. Все. Мне некогда. О месте и времени встречи сообщу позже.
Сказал и, не прощаясь, отключился, а я, как сидела с прижатым к уху телефоном, так и продолжала сидеть и смотреть в одну точку. Силилась понять, почему же все настолько изменилось.
А потом позвонила Марина и спросила так, будто одолжение сделала:
— Ну, что у тебя там?
16. Глава 3.6
Неприятный тон дочери царапнул. Задел что-то внутри, какие-то струны, которые никак не хотели успокаиваться и вибрировали, резонируя с нарастающей обидой.
— Ничего. Спасибо, что позвонила.
В трубке раздалось привычное фырканье, и я тут же представила как Марина, в очередной раз закатила глаза от разговора с неподходящей матерью.
— Начина-а-ется, — простонала дочь, не понимая, что каждое ее слово, каждая реакция делали мне больно.
Когда она успела вырасти такой черствой? Когда для нее нормой стало вот такое отношение? Ведь уже не подросток, у которого взрыв гормонов и бунт на ровном месте, уже должна чего-то понимать.
— Все хорошо.
— Блин, мам! Ну как мы должны были узнать, что у тебя что-то стряслось. Ты ушла, ни слова не сказала. И потом ни слуху, ни духу.
— Я звонила. Ты ответила, что не хочешь сейчас говорить.
— Ну и перезвонила бы позже! — возмущенно выдала она, — ты же всегда названиваешь по сто раз в день! По поводу и без. А тут все, тишина. Обиженку включила.
Больно? Очень. Я и подумать не могла, что желание быть ближе к детям, воспринималось как навязчивость.
Хотела, как лучше, а получилось…Ни хрена в общем не получилось. Ни-хре-на.
— Считаешь, у меня не было повода ее включать? Меня… — Я хотела сказать, что меня родные предали и попросили с вещами на выход, но не стала. Раскаяния там не было, так какой смысл сотрясать воздух, — мне было не до этого.
— Так и скажи – забила.
Забила…
Я забила. Не они. Я!
Уже который раз мне кажется, что я разбилась о дно самой глубокой впадины, и каждый раз полет продолжается. У меня уже почти не осталось сил удивляться.
— Пусть так, — согласилась я с дочерью.
Кажется, до Марины все-таки дошло, что ляпнула лишнего, поэтому она замолкла и лишь недовольно пыхтела в трубку, а потом не скрывая раздражения выдала:
— А вообще папа сказал, чтобы мы тебя оставили в покое. Что надо подождать, когда ты придешь в себя и будешь в адеквате.
Надо же, оказывается, все это время от меня ждали адеквата…
— Марина! — раздался предупреждающий рокот на заднем плане.
Понятно, муж – черт, пора уже отвыкать так его называть – был поблизости.
— Папе передай привет, и спасибо за заботу.
К сожалению, к своим годам дочь не научилась вовремя останавливаться:
— А что такого я сказала? Мы были уверены, что ты все это время торчала у тети Любы. Где ж еще?
Действительно, больше негде.
Всю свою жизнь я ставила дом и семью в приоритет. Друзья были, но не настолько близкие, чтобы делиться личным. Только Люба и оставалась.
Я внезапно почувствовала себя на необитаемом острове. Стояла на крохотном пятачке земли, а кругом холодная вода. Где-то далеко видны другие берега, но к ним нет ни моста, ни переправы.
— В общем, когда тебя выпишут, мы с Артемом за тобой приедем, — сказала она без особого энтузиазма.
Уверена, это тоже было не ее решение, а отца. Сама бы Марина на такое и в лучшие времена не подписалась. У нее всегда друзья, подружки, кружки, репетиторы и миллион других дел, гораздо более важных чем мать.