Сердце замирает.

Ответит? Не ответит?

Отломленный кусочек сырника остается наколот на вилку, я так и не подношу его ко рту. Солнечное сплетение скручивает спазм от мысли, что бывший муж возьмет сейчас трубку и просто поговорит.

Макс сбрасывает вызов и как в ни в чем не бывало отпивает свой кофе. Меня наизнанку вывернуло за последнюю минуту, а Кречетов беззаботно потягивает американо и нагло впивается в меня своим потемневшим взглядом.

Зубами снимаю сырник с вилки, и зло жую.

– У тебя с ней все серьезно? – вдруг спрашиваю. Если не узнаю ответ, так и буду сходить с ума.

Макс прочищает горло, промакивает рот салфеткой, педант, блин, и откидывается на стул.

– А ты как думаешь?

– Черт, Кречетов. Хватит!

– Действительно, хватит, Ляль.

Если бы у нас было по оружию в руках, дуло было бы приставлено ко лбу каждого. Я вспыхиваю как бенгальский огонь и искрами царапаю кожу. Меня изнутри выжигает все, что сейчас происходит.

Невыносимо терпеть.

А ведь так было во время нашего брака. Один в один. Любой не устраивающий меня вопрос, и я вспыхиваю. Макс отмалчивается. Ни эмоции, ни ответов. Бездушная, твердая скала. Не сдвинуть. От этого я бесилась еще больше, потому что ничего не понимала.

Одна его фраза “Перебесись”, и я заходила на новый виток. Наша жизнь была похожа на карусель, что с каждым кругом увеличивала радиус вращения.

– Ляль, если бы у меня было к Насте что-то серьезное, я не то что не сидел рядом с тобой, я бы на порог тебя вчера не пустил.

Тру свое кольцо. Тяжесть бриллианта огромна. Как там в фильме было? “На дно я бы пошла камнем”? Пожалуй, это про меня.

– Почему ты выходишь замуж? Ты его так любишь?

Бьет прямо в цель.

Голова дымится, ушные раковины обжигает пламя.

А мне хотелось спокойствия. Тогда, два года назад, получив документы о разводе, я просто хотела спокойствия.

– Я не хочу отвечать на этот вопрос, – упрямо говорю, вновь погружая сырник в рот.

– Не ты ли хотела поговорить со мной? Вот, мы разговариваем. Заметь, даже не ругаемся.

Грустно ухмыляюсь. Что правда, то правда.

– Ляль, ты можешь не отвечать мне, но вот себе…

– Я поступила плохо.

Намекаю на наш секс. Он был единственным за вчера. Остаток вечера мы разговаривали. Не о нас. Просто о какой-то фигне. Прикрывались ей. Делали вид, что обсудить последнюю серию фильма намного важнее.

Или Макс позволял мне прикрываться. Он же знает, как я не люблю открываться. Даже бывшему мужу-психологу.

Оскар будто чувствует, что речь идет о нем. Телефон загорается его именем. Мне становится так паршиво, что температура тела вмиг поднимается до сороковой отметки, организм поразил неизлечимый вирус. Головокружение и тошнота наступают.

Сбрасываю. Жестко сбрасываю.

– Что теперь будет? – спрашиваю, допив свой кофе.

– Честно? Я не знаю.

– Мне казалось, ты всегда все знаешь, – с издевкой произношу.

Макс поднимает на меня взгляд, полный грусти, и я понимаю, что бывший муж действительно не знает.

Мы запутались.

Нам тяжело вместе, но порознь… не получилось, выходит? Можно вообще сосуществовать с человеком, которого готов иногда придушить, раскрошить и смять?

– Помнишь, почему мы развелись? – спрашивает спустя время.

Мы сидим и изучаем обстановку и детали, а в голове у каждого целый рой мыслей. Есть ли решение и есть ли ответы на наши вопросы?

– Причин было море.

– И все-таки.

– Мне казалось, что я стала тебя больше ненавидеть, нежели любить, – говорю сквозь слезы. Это очень больно.

Горло стянуто, перед глазами все плывет, образ Макса нечеткий. Ровно такой же, какой был в день подписания документов.