Когда отдаешь себя и контроль над собой другому, можно не только расслабиться, но и получить наивысшее наслаждение и, как следствие, более глубокий оргазм.

– Ляль…

– Все нормально, – спешу заверить, хотя это далеко не так.

Меня мутит от осознания, что только что произошло.

Еще не прошла посторгазменная конвульсия, а я бегу к куче вещей, небрежно брошенной в угол комнаты, и забираю оттуда свою одежду.

Хм… А Макс всегда аккуратистом был. Что с ним станет, когда он заметит, в каком виде его рубашка и брюки?

Натягиваю джинсы, кофту. Пальцы не слушаются, мозг плывет, перед глазами тоже не все четко.

Господи, я переспала со своим бывшем, когда на моем пальце кольцо от другого.

Что теперь будет?

Неужели я смогла так поступить? Ненависть к себе стягивает тугими канатами весь доступ к кислороду.

Так нельзя, нельзя…

– Сбегаешь? – слышу в спину. Как выстрел, ей-богу.

Молчу. Не нахожусь что ответить. Он презирать меня должен за то, как я поступила.

Но я чутко ощущаю шаги позади, теплые руки на моей талии, которые разворачивают меня к себе лицом как куклу.

– Помнишь, ты через год после нашей свадьбы подхватила пневмонию? Лежала в больнице, а я место себе не находил. Думал, стены пробью к чертям собачьим, если не увижу тебя?

Его взгляд хуже касаний. Я боюсь посмотреть на него и увидеть там то, что скрывается за семью печатями. То, что с таким трудом зашивала я в своем сердце.

Незабытые чувства.

– Тебя не пускали ко мне. Было нельзя.

– А я залез.

– Дурак. Ты мог заразиться.

– Но не заразился ведь.

– Тебя выгоняли из больницы всей охраной. Еще и полицию вызвали.

– Зато я классно тебя тогда трахнул. И заметь, ты сразу на поправку пошла.

– Вообще-то, я уже была почти в норме. Меня выписали на следующий день, Кречетов.

Макс убирает выбившуюся влажную прядь и заправляет ту за ухо, при этом изучая мое лицо новым взглядом.

Слезы снова близко. Достали уже. За последние дни я столько выплакала. Наверное, норму за прошедшие два года выполняла.

Как же больно все вспоминать. Тепло от воспоминаний жжется как лампа накаливания, прикрепленное к сердечной мышце наживую.

– Останься, Ляль. Ты же все равно хотела поговорить.

14. 14.

Оля.

– А раньше ты предпочитал завтракать дома, – придирчиво рассматриваю обстановку кафе, куда Макс пригласил меня.

– Здесь приятная атмосфера, и за вкусным кофе хорошо работается.

Кречетов отодвигает передо мной стул с приглашением присесть и ладонью проводит по пояснице.

Я все еще во вчерашних джинсах и кофте, они пропахли мной и Максом. Еще его домом.

– Значит, что-то в тебе все-таки изменилось?

– Привычки поменять можно, – равнодушно заключает он и отходит к кассам за заказом, так и не спросив, что буду я.

Самоуверенный. Это в нем точно не искоренить.

Стул кажется удобным, но я то и дело ерзаю. При дневном свете после нашего спонтанного секса все-таки проскальзывает неловкость. У меня.

Макс выглядит спокойным, непоколебимым. Вообще, вывести его из себя очень сложно, его внутренний контроль над собой и своими эмоциями высшего левела.

Помолвочное кольцо жжет палец. Не знаю, как буду смотреть Оскару в глаза. И что нас вообще ждет? Это пугает.

– Карамельный латте и сырники, – ставит передо мной тарелку. Себе взял американо и блинчики.

Облизываю губы и стреляю взглядом на своего бывшего мужа, с которым переспала прошлым вечером. Может, все это было ошибкой: мой приход, наш секс, совместная ночь? Или наоборот. Самое верное решение?

Телефон Макса подает признаки жизни. На экране высвечивается ее имя. Интересно, он ей вчера не перезванивал?