Ну, нельзя же быть таким…таким…гадким! Нельзя! Есть же какие-то границы, рамки, нормы приличия?!

Уйти и сделать вид, что ничего не видела, я попросту не смогла, поэтому сделала шаг вперед и требовательно спросила:

— Что ты делаешь?

Семен вздрогнул так сильно, что выронил из рук телефон и лишь по чистой случайности успел подхватить его на лету и прижать локтем к боку.

— Обязательно так пугать?

Такое чувство, будто окатили ледяной водой. Столько холода было в его голосе, столько недовольства и раздражения… Как будто и не женой я ему вовсе была, а надоедливой мухой, вьющейся над головой.

— Что ты делаешь? — повторила я, сложив руки на груди и привалившись плечом к косяку. Не крутости ради, а чтобы не упасть, потому что ноги предательски задрожали, — Семен?

Было очень интересно, какой бред он выдаст, чтобы объяснить свой поступок.

— А на что, по-твоему, похоже? — проворчал он.

Э-нет, милый. Варианты ответа я тебе подкидывать не буду. Выворачивайся сам. Я же просто послушаю.

— Понятия не имею. Поэтому и спрашиваю.

Семен дернул плечом, мол отвали со своей ерундой, но я смотрела в упор и ждала ответа, не собираясь делать вид, будто ничего не случилось.

— Просто смотрю на твои дурацкие шторы.

— Через объектив фотоаппарата?

— А что такого?

— Да ничего. Я просто никак не пойму, что же ты так привязался к этим шторам, раз сначала с пеной у рта отстаивал необходимость пригласить дизайнера, а теперь еще и фотографируешь.

— Я просто хочу, чтобы все было идеально.

— Они идеальны, — спокойно сказала я, — именно то, что я хотела. Так, откуда такой интерес к тряпью, милый? Тебе же всегда плевать было, хоть мешок висит на окне, хоть изысканный бархат.

Недовольно поджав губы, он сунул телефон в карман домашних брюк, и явно собрался свернуть разговор, так и не дав внятных объяснений.

— Не слышу ответа, Сем, — я не собиралась сдаваться. Чтобы он ни затеял со своей Аней, делать из себя идиотку в своем собственном доме я не позволю, — для чего фотографии? Или лучше спросить для кого?

— Для себя! — тут же огрызнулся Абрамов.

Конечно, любимый. Для себя. А как же иначе…

Мне не хватило выдержки, чтобы и дальше ходить вокруг да около, поэтому спросила напрямую:

— Ты ведь не оставил идею в очередной раз привлечь к нам дизайнера?

Он тяжко вздохнул и перевел на меня жесткий взгляд:

— Что, если и так? Ты же помнишь сколько денег я отвалил за этот ремонт? И теперь все пустить на самотек и испортить из-за твоего упрямства?

Деньгами, значит, решил попрекнуть.

— Раз у тебя такая хорошая память, — я нашла в себе силы улыбнуться, — то ты наверняка вспомнишь, что все сделанное в этой комнате, было сделано именно с подачи твоего драгоценного дизайнера. Я-то хотела проще и дешевле. Ты сам дал отмашку на всякие излишества. Так что претензии по лишним тратам – это не ко мне.

— Очень удобная позиция!

— И не говори-ка, — согласилась я и, оттолкнувшись плечом от косяка, развернулась, чтобы уйти, но сделав шаг, снова обратилась к мужу, — Сем, можешь сколько угодно фотографировать эти идиотские шторы и оправлять фотографии хоть всем дизайнерам мира, но я ничего менять не стану. И мне глубоко фиолетово понравятся они кому-то там или нет. Это мой дом, комната мой дочери, поэтому все будет так, как я хочу. Точка.

Он смотрел на меня холодно, по-волчьи, и с каждым словом, я чувствовала, как между нами ширится пропасть.

И шторы тут вообще не при чем. Муж просто был недоволен тем, что я смела перечить и мешала ему быть хорошим для другой женщины. Злился на меня за это.