Я безнадежно осматриваюсь по сторонам и уже решаю, что подожду няню с детьми у выхода, как мой взгляд цепляется за знакомую широкую спину и затылок с коротким ежиком волос. Сместив взгляд чуть в сторону, замечаю и своих мальчишек. Матвея, активно разговаривающего с Динаром. И Давида, шаркающего ножкой чуть в стороне. Он словно… не решается подойти к отцу.

Не проходит и минуты, как я, устремившись было в их сторону, останавливаюсь на одном месте и просто наблюдаю. Не знаю, почему. Наверное, все это время мне нужно было подтверждение, что детям Динар не нужен. Что они давно его забыли и не нуждаются в нем, но то, как доверительно Матвей вкладывает свою хрупкую ладошку в большую ладонь Динара, говорит об обратном. Да и Давид делает шаг, еще один и еще, прежде чем оказаться в объятиях отца.

Я столько раз могу винить Елену, могу сыпаться проклятиями и говорить, что во всем виноват ее непрофессионализм. Уверена, она получила от отца инструкции не подпускать к детями Динара и здесь, в большом детском центре, где есть охрана, это можно бы было сделать с легкостью, но она… Господи, да она ведь послана Динаром работать к нам! Почему-то я в этом сейчас уверена, потому что Елена стоит рядом. Молча держит на руках Надю и, кажется, даже плачет, глядя на воссоединение отца и сыновей.

Я и сама нахожусь на грани. Стою, не в силах отвести взгляда от мальчишек. И от Динара, которому, как мне казалось, вовсе не нужны дети. Я не могу видеть его лица, но вижу трясущуюся руку, которой он гладит сына за пухлую щеку. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем он поднимается на ноги. Я решаю, что вот сейчас он обязательно должен уйти, но вместо этого он подходит к Елене. Уверена, что не к ней, а к Наде, которая, завидев большого и сильного мужчину, тут же отворачивается и прячет лицо в плече няни, а уже через минуту возвращает его назад, чтобы повторить все с точностью так же.

Она очень смущается чужих людей, а мужчин так и вовсе боится. К Давиду Надя так и не смогла привыкнуть, хоть и видела его довольно часто. Впрочем, и с Динаром не получается. Он упрашивает ее пойти к нему на руки, но дочка ни в какую не соглашается. Смотрит на него испуганными глазами и крепко держится за няню, а в какой-то момент и вовсе начинает истошно плакать. Только подойдя ближе я замечаю, что Динар к ней прикоснулся. Просто взял за ручку чуть выше локтя, и она разревелась.

Мое материнское сердце не выносит этого плача. Оно рвется на части, но еще сильнее оно заходится, когда Динар, словно почувствовав мое присутствие, оборачивается. Столько боли вперемешку со злостью я никогда в его взгляде не видела. Именно ими он сносит меня, когда подойдя ближе, говорит:

— Неужели я был настолько плохим мужем, что ты забрала у меня дочь, Ясмин? Неужели я не заслуживаю брать ее на руки без истошных криков?

Он, скрипя зубами, ждет моего ответа, а я, оцепенев, не знаю, что ему сказать, потому что совсем не чувствую себя виноватой. Он отнял у меня мою жизнь, мое счастье и веру в светлое. Все то, чем я жила все шесть лет нашего брака. Он растоптал меня морально изменой, свидетелем которой я стала. И продолжает это делать, беспрепятственно встречаясь с другими женщинами, теперь уже у меня на глазах, будто пытаясь сказать, что вот он я, и у меня все прекрасно даже без тебя.

***

Прошу прощения за задержку. У меня подготовка сына к операции, день рождения и много-много всего остального, но вскоре мы с вами выйдем на постоянный график. Спасибо, что ждете, читаете и поддерживаете.