— Ты знаешь, есть, — ответила подруга.

— Да? Правда?

— Правда. Но все эти люди ответят мне только завтра. Ночь на дворе как бы, Лан.

Действительно. Закопавшись в своё горе я совсем потеряла связь с реальностью. Даже из любви ко мне Анька не станет звонить знакомым на ночь глядя. Все эти дела не решить раньше, чем наступит утро.

— А, ну да… Только завтра. А сейчас куда же мне? — сказала я и сама слышала, как тускло, будто даже сломленным, звучал мой голос. Его словно тоже разбили, как и мою душу.

— Приезжай к нам и не дури, Мелания, — строго ответила мне Аня. — Не хочешь, чтоб я ехала? Могу Кира попросить или вызову такси тебе.

Я выбирала между гостиницей, Кириллом — мужем Аньки и такси несколько секунд.

— Я вызову такси, — ответила наконец я.

— Нет уж, давай я. И буду смотреть по карте, что ты не осталась сидеть на холодной лавке. Знаю я тебя…

Я не стала спорить. Назвала адрес дома, возле которого сидела, и стала ждать такси, закутавшись в тоненькое пальто, не предназначенное для того, чтобы сидеть ночью на ветру на скамейке…

7. 7.

— На тебе лица нет! — охнула Аня, едва открыв мне дверь.

Я знаю. У меня нет ни лица, ни души, ни сердца. Последнее разорвано в клочья и смыто в унитаз любимым мужем и племянницей, закрутившими подлый роман за моей спиной.

Снова укол в подреберье и снова дыхание сорвалось. Как же мне хреново…

Я умирала от боли, но вслух произнесла дежурное, насквозь лживое:

— Все в порядке.

Аня меня знает давным-давно, поэтому на пустую браваду не повелась:

— Врешь?

— Вру.

Она кивнула, принимая мой ответ, забрала у меня куртку и жестом указала на дверь в ванную:

— Мой руки. Сейчас будем ужинать.

— Я не голодна.

— А мне все равно! Сядешь, поешь, согреешься…расскажешь, что у тебя стряслось.

Успокоиться? Это вряд ли.

Мне уже не верилось, что еще утром моя жизнь была светлой, полной радости и предвкушений. Казалось, это было неприлично давно.

— Лана, привет, — услышав наши голоса, из кухни выглянул Кир. — Как дела?

Аня закатила глаза и прошипела:

— Кирилл! Давай без «умных» вопросов. — Потом виновато развела руками, мол, мужчины, что с них взять.

Я скованно улыбнулась в знак приветствия и ушла в ванну.

Меня трясло. Одного взгляда в зеркало хватило, чтобы убедиться – краше в гроб кладут.

Пару пригоршней холодной воды в лицо не спасли ситуацию, но по крайней мере, горькая пелена в голове немного рассеялась.

Больно? Безумно.

Страшно? Очень.

Но я уже встала на этот путь, и никто другой за меня его не пройдет. Надо ползти, даже если кишки сводит от бессилия и обиды. Надо.

Когда я вышла на кухню, чета Смирновых уже сидела за столом и обменивалась настороженными взглядами.

Мне неудобно было вываливать на них свои проблемы, но больше не к кому идти, а одна я не справлюсь. Забьюсь куда-нибудь в угол и буду выть от отчаяния.

— Налетай! — скомандовала Аня, когда я заняла свое место, — все горяченькое.

В центре стояло широкое блюдо с румяной запечённой курочкой и овощами, в красивом салатнике — зелень. Пахло очень вкусно, и выглядело божественно, но у меня совершенно отбило аппетит.

Я взяла небольшой кусочек и гоняла его по тарелке, растаскивая до лохмотьев. Перед глазами – наглая физиономия племянницы, надувающей пузыри из жвачки. Тошнит.

Аня и Кирилл пытались меня отвлечь, втянуть в беседу, но ничего не вышло. Я постоянно теряла нить разговора и отвечала невпопад, все силы уходили на то, чтобы не начать шмыгать носом.

Наконец подруга не выдержала:

— Кирилл, может ты пойдешь …посмотришь телевизор?

Она пыталась его выпроводить, но я не видела в этом смысла. Зачем? Все равно совсем скоро правда станет достоянием общественности. Я не хочу отрезать по частям, не хочу потом сталкиваться с чужим любопытством и заново отвечать на неудобные вопросы.