— Слышишь, ты что сказал, сосунок!

— Папа!!

Громкий, испуганный плач Вари заставил меня выскочить из спальни.

Дима и Степан сцепились в не шуточном бою…

____
В след проде (в 00 часов 24 ноября) будут подарочки от автора!
Не пропускайте выход прод!

23. 23.

Насилу я их разняла, еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться — отец и сын дрались впервые на моей памяти!

— Знаешь что? — сказал, тяжёло дыша, Дима Степану. — Нету у меня отца больше. Ты понял? Я переночую у Арины. Мам, не переживай, просто… Нет сил тут оставаться, пока…этот здесь!

Димка стремительно обулся, схватил куртку и шапку и просто выбежал из квартиры, я даже не успела его остановить, окликнуть… Мне оставалось лишь устало вздохнуть, закрыть за ним дверь и вернуться в комнату. Дима не пропадёт и обязательно позвонит, как доедет. Решил поехать к Аринке — пусть едет. Тяжко ему сейчас, может, возле любимой девочки немного и легче станет. Бежать за уже взрослым, совершеннолетним сыном, я смысла не видела. Там, в комнате, девчонки плакали, прижавшись друг к другу — им моя помощь сейчас нужнее…

Степан стоял посреди гостиной, опустив голову, и тяжело дышал.

Дошло до него, что натворил. Только уже назад ничего не воротишь… И как уж он будет отношения с детьми налаживать после всего этого — одному богу ведомо.

Стоило оно того?

— Я…уложу Варю, — сказала Нина, вставая с дивана. — Мне кажется, вам…стоит договорить.

Она увела рыдающую младшую сестру в её комнату, а мы со Степаном уставились друг на друга.

О чём нам договаривать? Мне — не очень совершенно. Наверное, Нина просто надеется, что мы всё ещё можем помириться, договориться, передумать разводиться и прочее… Но этого не будет.

Впрочем, я была благодарна дочери, что она увела младшую сейчас. Я готова была сесть и разрыдаться, и точно не сделала бы Варьке лучше.

Я зайду к ней через полчасика, когда заставляю себя успокоиться. Ради неё — именно, заставлю. А сейчас у меня просто минутная слабость…

Стёпа зачем-то поплёлся следом за мной, в спальню.

Я думала, он уедет. Эта его ждёт же.

Разговор с детьми закончен на сегодня, хоть и так себе вышел. Девчонок сейчас успокаивать тоже бессмысленно — они слишком злые на него, и он это прекрасно понимает. Сейчас лучше уехать и дать всем немного успокоиться.

— Ты почему не уехал ещё? — спросила я без обиняков, когда он вошёл в спальню следом за мной.

А смысл теперь выделываться? Мы больше никто друг другу. Почти — никто.

Если бы не дети, я бы его больше и на порог дома бы не пустила.

Но если уж я родила троих детей от этого мужчины, то считаться с его присутствием в нашей жизни всё же придётся всегда. И сейчас, и завтра, и через год.

Если, конечно, он не посчитает нужным больше не заботиться о собственных детях.

Родят с молодыми орешками общего малыша — и поминай, дети, папку, как звали…

Мало ли таких историй по всему миру…

Я стояла у окна и смотрела на падающий за окном снег. Такая усталость и апатия вдруг напали… Я обнимала себя, словно бы мне было холодно. Мне и было холодно, только изнутри — душа у меня замёрзла. В груди у меня настоящая вьюга и стужа разыгрались… И трясло меня так, словно бы я замёрзла от стужи изнутри.

— Я хочу остаться одна.

— Я…просто хочу некоторые вещи забрать, — отозвался он глухо. — Я тут полжизни прожил, если ты помнишь.

— Думаешь, можно было за сутки всё забыть?

— Вряд ли…

— Ну, так собирай свои вещи, — повела я плечом, словно мне стало зябко. — И уходи.

У Степана трезвонил телефон без устали. Наверное, ему звонила “тренер”, но он почему-то не спешил к её орешкам…