На Сашку эта побрякушка, как и планировалось, производит впечатление. Оригинал. Чистое золото. Мировой бренд. Космический ценник. Все это в совокупности сбивает в ее глазах еще пару баллов Дёмке. Ведь в ее голове подарить мне такое мог только ее муж. Как и подвеску, естественно.

— Я просто не хочу быть яблоком раздора. Мне самой от этой ситуации мерзко. Все ужасно вышло. Прости. Я давно и искренне хочу извиниться. Мне стыдно, но мой сын не виноват, он всего лишь ребенок. Да, понимаю, для тебя он раздражающий фактор, но люди вокруг тоже словно с цепи сорвались. Такие ужасы пишут о моем мальчике. Про вас же тоже пишут. Хоть вы и ни при чем. Это больно. Вы, как никто, должны понимать…

Полянская рассматривает меня во все глаза. Так и нужно. Я говорю то, что она хочет слышать от общества, а не от меня. Она для себя жертва и для них хочет такой же казаться. Слабачка. Но мне это лишь на руку. Пока она сейчас крутится в ловушке диссонанса, бедняжка, у меня есть огромная фора.

— Мы почти в одинаковом положении, — добавляю чуть тише. Глаза опускаю в пол. Типа стыдно сравнивать. Ей же хуже от всего. Типа. — А Демид, он постоянно о вас говорит. Даже когда к сыну на день рождения приезжал, рассказывал, что вы ребенка планировали через пару лет. О том, как сильно любит вас... У него глаза горят, когда он о вас вспоминает. Разве это не любовь?

Сашка опускает взгляд. Давай, моя хорошая, сопоставляй. Накручивай себя еще сильнее. Демид у нас бывает, а тебе врет. Тебе говорит, что мы не видимся совсем. Мне это только на руку. Любая твоя истерика, любой неверный ход засчитываются мне в плюс.

— Демид знает, что вы здесь? — интересуется, сжимая ключи в кулак. Хочет сбежать, но я, пока не скажу все, что планировала, не уйду и ей сбежать не позволю.

— Нет, конечно. Он будет в ярости. Думает, что мы с вами соперницы какие-то. Глупость ужасная. Какие соперницы? Это все дурацкая ошибка. Я ведь не хочу рушить вашу семью, никогда не хотела. Просто у сына проблемы со здоровьем, были нужны деньги. Банально. Меркантильно, знаю. Но у меня выбора не было. Если бы эта журналистка не начала копать под Дёму, мы бы с сыном остались в тени. Я бы нашла мужчину, Демид, если бы захотел, общался бы с ребенком. Все счастливы. Понимаете, я сама ту ночь не помню. Нам точно что-то подмешали в ресторане. Я, когда утром очнулась в гостинице, испугалась и сбежала. А когда узнала, что беременна… Я все рассказывала уже сто раз, — пускаю слезу и имитирую дрожь, — простите. Все ужасно.

Мне нужно расплакаться сильнее. Так, чтобы не было похоже на фальшь. До боли впиваюсь ногтями в запястье и начинаю представлять, как родители попадают в аварию. Похороны, гробы, слезы сами градом льются.

Женушка Ермакова обнимает себя руками. Переступает с ноги на ногу. Вся такая белая и пушистая. Забитая скромница. Ермакову всегда такие нравились. Хорошие. А я оказалась дрянью.

Мы ведь с ним расстались, потому что он узнал, что я участвовала в травле одной дуры. Молодость. Глупость. Но рвать отношения из-за такой мелочи, боже, на такое только Ермаков способен.

Его мама меня тогда успокаивала. Хорошая женщина. Сильная. Мудрая. Я с ней быстро общий язык нашла. А вот Сашка нет. Ангелине Дмитриевне такие не нравятся.

— Слушайте, я не знаю, зачем вы все это мне рассказываете, не понимаю, что это может исправить между мной и Демидом. Не нужно больше сюда приходить. Эти встречи ни мне, ни вам не нужны. Поверьте.

Полянская обхватывает пальцами дверную ручку. Сейчас уйдет.

Подаюсь к ней, хватаюсь за тонкое запястье с татуировкой. У нее их дата свадьбы на коже? Серьезно? Боже, какая дурь!