— Чё рот открыла?! — снова переходит на крик «четырёхглазая». — Шуруй! Вперёд и с песней!

Хорошо хоть пинка под зад не дала. Люба и не такое может. Хуже начальницы не сыскать…

Но я держусь за эту работу, потому что без образования, без мужа, с больным ребёнком на руках меня попросту никуда не хотели брать. Тем более — официально. А мне было необходимо официальное трудоустройство и московская прописка, чтобы получать столичные квоты на Ясю — привилегий немного, но, как ни крути, шансов на успешное лечение всё-таки больше.

Так что даже если бы Люба сейчас пожелала, чтобы я исполнила танец на табуретке, я бы и на это согласилась. С меня не убудет, а свою жалкую должность всё-таки сохраню.

Выхожу в зал кафе и ищу глазами того самого иностранца. Им оказывается пожилой дядечка, лет семидесяти, который с доверчивыми напуганными глазами пытается что-то объяснить официантке Танечке. Танечка усердно кивает, но ни слова разобрать не может.

— Ой, Ирка, ну, наконец-то, — облегчённо выдыхает Таня. — Я уже не знаю, что делать. Он чего-то хочет, а я ваще не вкуриваю.

2. Глава 2. Ирина

Здороваюсь с дедушкой и слышу в ответ превосходную английскую речь. Уже через пару минут выясняется, что дедуля прибыл прямиком из Лондона, сел не на ту ветку метро и вышел не той станции. Разумеется, не понял этого и стал искать улицу, которая находится вообще в другой части города.

Беру ручку и начинаю рисовать на салфетке схему, как проехать туда, куда нужно. Попутно всё подробно объясняю дедуле, естественно, на английском. Он благодарно кивает и затем ещё миллион раз благодарит, обрадованный, что его наконец поняли.

Я тоже рада за то, что помогла улыбчивому пожилому туристу, заодно попрактиковалась в языке, который стала уже забывать. А мне ведь так нравились иностранные языки. Я мечтала, что, когда вырасту, выучусь на переводчика и стану колесить по миру.

Однако суровая реальность внесла свои коррективы в мои мечты. Сначала погибли родители, и меня отдали тётушке Юле, которая взяла меня лишь из-за причитающегося мне пособия. А затем я поспешила удрать от неё, выйдя замуж за Даниила. К счастью, по любви. К несчастью, скоротечной.

Потом родилось моё солнышко — Есения, Яся, моя самая лучшая доченька на свете. А вскоре у неё обнаружили онкологию. Даня начал пить, на пьяную голову сочинил бред, что ребёнок не от него, потому что не было в их роду рыжих и, тем более, больных.

И вот… Два года спустя после того, как меня выставили с ребёнком на улицу в холод и мороз, я превратилась не в переводчицу, а в обычную разведёнку, мать-одиночку, отбывающую каторгу в кафе неподалёку от конуры, где мы ютимся вместе с Ясей и каждый день обе боремся за жизнь.

Никаких чудес. Никакой сказки. Жестокая реальность.

Хоть с иностранцем удалось чуть-чуть поболтать. Приятно.

Дедушка расшаркивается на прощание, шлёт мне лучи добра своей дружелюбной улыбкой и уходит. Ну, всё. Лимит позитива исчерпан. Пора возвращаться к мытью полов.

— Ира, ты что там застыла?! — доносится из подсобного помещения голос начальницы.

— Иду! — отвечаю ей и шагаю к дверям, за которыми меня ждут швабры и чистящие средства.

А ещё меня там ждёт четырёхглазое чудовище, которое теперь не упустит возможности поиздеваться надо мной за то, что «с дедушками заигрываю».

— Ира?.. — окликает меня уже другой голос. Незнакомый. Или скорее — смутно знакомый. — Ира Краснова?..

Оборачиваюсь.

Какой-то парень. Вроде бы моего возраста или, может, чуть старше — то есть ему около двадцати пяти. В дорогом, строгом костюме с галстуком. Стрижка короткая стильная, укладка не в пример моему беспорядочному буйству локонов, кожа загорелая. Кто этот красавчик?..