Мало того, что изменил прямо на свадьбе, так еще и ведет себя, словно я ему что-то должна!

Тварь!

С размаху бью по столешнице. Шлепок отдается от стен, жар разносится по ладони.

В голове звучит только один вопрос: “Зачем?”.

Зачем ухаживал за мной?

Зачем был рядом, когда я вместе с дедушкой потеряла себя?

Зачем женился?

Чего ты добиваешься, Руслан?

Смотрю на себя в зеркало и не нахожу ответа.

Глаза наполняются слезами, стискиваю край столешницы, чтобы остановить рыдания, которые рвутся наружу. Судорожно вдыхаю, кусаю губу. Пытаюсь понять, что же делать. Мне не к кому обратиться. Совсем. Я совсем одна…

Дверь распахивается, принося за собой звуки музыки и гомон разговоров. На пороге появляется моя свекровь. В отличие от остальных девушек на празднике, Алевтина Дмитриевна вместо платья надела строгий костюм. На шее у нее красуется бриллиантовое колье, а волосы женщина собрала в высокую прическу. Как только Алевтина Дмитриевна видит меня, сразу же застывает. На ее лице нечитаемое выражение. Она скользит по мне взглядом, после чего останавливается на глазах.

— Что случилось? — тревога мелькает в ее взгляде. — Ты плохо себя чувствуешь? — подходит и кладет руку на поясницу.

Я едва подавляю дрожь, когда свекровь ко мне прикасается. Силой заставляю себя расслабиться, ведь эта женщина всегда была добра ко мне.

— Нет, — улыбаюсь уголками губ. — Просто устала.

Алевтина Дмитриевна сужает глаза.

— Ты уверена? — склоняет голову набок, а на ее лице отражается искреннее беспокойство.

Стена, которой я отгородилась от эмоций, трескается. Глаза наполняются слезами. Мне приходится прикусить губы и зажмуриться, чтобы не сорваться окончательно.

— Все хорошо, — шепчу. — Все хорошо.

Не вижу Алевтину Дмитриевну, но чувствую, как она разворачивает меня и обнимает. Тепло женщины проникает под кожу, и я расслабляюсь. Позволяю себе ощутить, что не одинока. Всего на секунду.

— Что случилось, девочка? — мягко спрашивает мама Руслана, поглаживая меня по волосам.

Мотаю головой, еще сильнее закрывая глаза. Рыдания подкатывают к горлу, стоит открыть рот, как они вырвутся наружу. А я не могу позволить себе расклеиться. Не сейчас.

Алевтина Дмитриевна отстраняется. Не хочу смотреть на женщину, но не стоять же мне с закрытыми глазами. Вот только, когда открываю их, едва не валюсь с ног — мама Руслана действительно переживает. Поднимает руку, убирает прядь волос с моего лица, заводит ее за ухо.

— Я не могу, — глотаю слезы. — Не могу, — хочу снова зажмуриться, но Алевтина Дмитриевна кладет руку мне на щеку. Поглаживает ее.

Одинокая слезинка скатывается по щеке, женщина тут же ее вытирает.

— Тебе больно? Или что? — в голосе свекрови появляются истеричные нотки.

Больно? Да, мне больно! Наконец-то, даю название чувству, которое раздирает меня изнутри. Становится сложно дышать. Ноги не держат. Оседаю на пол, прислоняюсь плечом к тумбе. Закрываю лицо руками. Даю волю слезам.

Они текут и текут. Кажется, их не остановить. Мне лишь удается заглушить рвущиеся наружу всхлипы, и то до боли стиснув челюсти.

— Машенька, — Алевтина Дмитриевна опускается на корточки, аккуратно отводит в сторону мои руки, заглядывает в глаза. — Что болит? Может, скорую вызвать? — она тянется к карману на жакете.

— Не надо скорую, — всхлипываю. — Не надо… — зажимаю рот рукой.

— Тогда скажи мне, что произошло? — приказные нотки звучат в ее голосе.

Они заставляют меня подчиниться. Не знаю, почему. Скорее всего, становится невыносимо держать агонию в себе.

Бессвязные слова сами вырываются из меня: