Вихрь из эмоций разрывает меня изнутри, но внешне я остаюсь абсолютно спокойной, что, кажется, злит мужчину рядом со мной еще больше — краем глаза замечаю, как он до побеления костяшек сжимает кулаки.

— Михаил Алексеевич, — главный врач так стискивает ручку, что до меня доносится ее треск, — принес жалобу и решил любезно предупредить, что собирается направить вторую в следственные органы.

На мгновение прикрываю глаза, пытаясь справиться с дрожью, охватившей тело. Ноги холодеют, дыхание сбивается. Но я стараюсь равномерно дышать. Я ни в чем не виновата!

— По какому поводу жалоба? — удивительно, но голос не дрожит.

— Ты издеваешься?! — Михаил Алексеевич подрывается со своего кресла, а я делаю шаг назад, глядя в глаза, в которых разверзлась та самая адская бездна, обещающая затянуть меня в свои холодные объятья.

— Прошу всех успокоиться, — главный врач тоже встает. — Мы же цивилизованные люди!

— Цивилизованные? — саркастически хмыкает мужчина, глядя на меня исподлобья с лютой ненавистью. — Эта тварь убила моего ребенка! Из-за нее пришлось поместить жену в лечебницу, о какой цивилизованности может идти речь? — он еще мгновение смотрит на меня, прежде чем перевести взгляд на главного врача. — Не подскажете? — выплевывает.

— Пациентку привезли к нам в клинику изначально в тяжелом состоянии, — повторяю истину, которую пыталась объяснить мужчине еще неделю назад. — Ребенок уже был мертв. Я не могла его спасти.

Глаза начинает жечь, горло сводит.

Стоит мне только закрыть глаза, я вижу лицо только что пришедшей в себя, еще бледной и обессиленной женщины. Она с такой надеждой смотрела на меня, а мне пришлось сообщить, что ребенок не выжил. После чего, пока женщина плакала у меня на груди, я обнимала ее, зная, что она никогда не сможет полностью оправиться от этой травмы. Ненавижу эту часть своей работы!

— Еще утром с ним было все в порядке. Это ты его убила, — рычит мужчина и делает шаг ко мне. Отступаю.

— Достаточно! — грохочет главный врач, ручка, сжатая в его кулаке, трещит громче. — Михаил Алексеевич, я принял вашу жалобу. Мы обязательно проведем по ней проверку, но прошу вас вести себя сдержаннее. Вина Елены Васильевны еще не доказана.

Глаза мужчины сильнее сужаются.

— Не доказана? — он медленно поворачивает голову к Олегу Александровичу. — Не доказана, значит, — молчит мгновение. — Да, вы все здесь повязаны! Как я сразу не догадался? — неверяще качает головой. — Ну, нечего. Ничего. Я уничтожу вас всех! Мне несложно, — хмыкает. — Ее, — указывает пальцем на меня, — посажу. А вашу клинику разнесу к чертям собачьим!

— Михаил Алексеевич, успокойтесь, пожалуйста. Иначе, буду вынужден попросить вас удалиться, — главный врач, кремень, даже бровью не ведет, слыша угрозы, когда у меня заледеневает все внутри. Если у этого мужчины получится меня уничтожить, в чем почему-то не приходится сомневаться, мой малыш останется совсем один.

— Не нужно просить, — хмыкает Михаил Алексеевич. — Я сам уйду. А вы знайте, что я все так не оставлю! — резко разворачивается, выходит из кабинета и хлопает дверью с такой силой, что со стен начинает сыпаться штукатурка.

Стоит мужчины уйти, самообладание начинает покидать меня. Колени подкашиваются. Чтобы не оказаться на полу, я на негнущихся ногах огибаю кресло и плюхаюсь в него.

— Расскажи подробнее, что произошло, — Олег Александрович тоже садится, кладет каким-то чудом несломанную ручку на стол, ставит локти рядом с ней и переплетает пальцы.

Я же просто перестаю чувствовать свое тело. Его заполняет страх. Тяжелый, липкий, занимающий свое законное место.