Вот только долго ли продлится это счастье? Не исключено, что в один из дней ему надоест, и он заявит, что не собирается больше спать отдельно. Может, он сейчас так жирно намекает именно на это?

Я округляю глаза. Да ну, муж ведь должен понимать, что даже реши я и правда его простить, несколько дней — слишком маленький срок.

Надо как-то закрепить свою позицию. И кажется, я знаю как.

— Ладно, ты прав, это разговор не для детских ушей. Но ты ведь не хуже меня знаешь, откуда они берутся, — хмыкаю я.

— Кто они?

— Дети.

— При чем тут это? — хмурится муж.

— При том, — припечатываю я. — Гер, ну какие дети, если я не готова тебя пускать в свою постель! Мне еще слишком больно, ты разве не понимаешь? Дай мне время.

— И сколько мне еще ждать? — недовольно хмыкает Герман.

Внутри все стягивает. Ему, похоже, и правда невдомек, как я себя чувствую. Хотя измени я ему, а не он мне, уверена, запел бы совсем по-другому. Уже бы наверняка выпер из дома взашей.

— Ты сказал, что готов ждать сколько надо, — нарочито громко всхлипываю я. — Уже передумал? Тебе совсем не важно, каково мне, да?

— Ну что ты, Маш, — шустро меняет гнев на милость муж. — Очень важно. Я не тороплю. Извини и спасибо, что дала мне шанс. Я правда очень это ценю.

Ну да, ну да. Наша сказка хороша, начинай сначала. Но главное другое — сработало.

— Спасибо, — бормочу я. — Ладно, пойдем ужинать.

Пока Герман усаживает дочь в детское кресло, я накрываю на стол. Вот только настроения разговаривать у меня совсем нет. В столовой царит мрачная тишина, которую прерывает только дочь, уминая свою излюбленную гречку с мясом.

И тут Герман будто между делом говорит:

— Может, нам сходить к семейному психологу?

Я едва не давлюсь салатом.

Вот это заявление. К нему надо было идти до измен. Или вообще до брака.

А теперь у меня к психологу будет лишь один запрос: как вернуть мужа в семью. Семью, в которой он вырос. Спокойно, без истерик и тщетных попыток меня удержать.

— Я не готова нести грязное белье на люди, — отрезаю. — Разберемся сами.

— Как хочешь, — пожимает плечами муж. — Я просто предложил.

Предложил он. Сдается мне, его кто-то надоумил. Вопрос, кто именно. Обычно мужчины — редкие гости у психологов, считают, что в состоянии справиться со своими проблемами сами.

Герман и дальше пытается разрядить обстановку, что-то рассказывает, но я лишь невпопад киваю, погруженная в свои мысли.

Слава богу, после ужина муж оставляет меня с дочерью, а сам уходит в кабинет.

Уже поздно вечером, за полчаса до того, как я собираюсь укладывать Лику спать, заглядывает в зал, смотрит, как я с ней играю, и заявляет:

— Маш, ты какая-то бледная, аж серая. И мешки под глазами…

Вот судак! Ага, давай еще опять назови меня пугалом, как несколько дней назад.

Я так скриплю зубами от злости и сжимаю руки, что резиновый пупс, которого держу, жалобно пищит. А я живо представляю, что это и не пупс вовсе, а Гера. Придушила бы его сейчас собственными руками! И то верно, с чего жене ходить бледной заплаканной тенью? Подумаешь, всего-то изменил любимый муж, а счастливая семейная жизнь оказалась воздушным замком.

Впрочем, Герман, сам того не ведая, подкидывает мне отличную идею — как смыться из дома завтра.

Поэтому в ответ я лишь поджимаю губы и бросаю:

— Просто устала.

А утром, когда муж собирается на работу, заявляю:

— Вызову сегодня няню для дочери.

— Зачем? — непонимающе хмурится Гера.

— Поеду в салон красоты. Ты же сам вчера сказал, что я некрасивая.

— Я такого не го…

— Тебе не угодить, Гера! — обвинительно обрываю его я, скрещивая руки на груди. — Я для тебя стараюсь, а тебе все не так! Ты меня совсем не любишь, да?