– Маш, я не собираюсь ругаться с тобой, – до примирительного моему тону, как до Аляски пешком, но уже не рычу. – Не хочешь мириться – ладно. Подождём ещё, но сына от меня прятать не надо. Ты же знаешь – хорошим это дело не закончится.
– Серёж…
Её голос потрескивает. Мне жаль, но делать из себя дурака не желаю. Не успокаиваю её.
– Я его не прячу! Как ты мог о таком подумать! Он просто у бабушки…
– А до этого спал, долго приболевший. Потом вам занятие по плаванью перенесли. На дне рожденье малышки-подружки были. Уснули днём вместе, а телефон разрядился, домофон отключен, – перечисляю отговорки без особого энтузиазма. Мне охренеть как неприятно. – Я на дебила стал резко похож? Или ты всегда меня им считала?
Смотрю выжидательно. Давлю на неё преднамеренно.
Маша отрицательно качает головой. По её щекам катятся слезы, разрывая мне сердце. Но… Дам слабину – хрен буду видеть сына.
– Нет, Серёж, нет. Давай я маме позвоню, она Коленьку привезёт. Возьмёшь его погулять. Я тут просто… – делает взмах рукой в сторону распахнутого окна. – Уборку затеяла… – заканчивает шёпотом, облизывает пересохшие губы.
Губы, вкус которых я помню и никогда не забуду.
– Да нет уж. Не стоит обременять Наталью Леонидовну. Не хочется быть по гроб жизни ей обязанным, – не могу от сарказма удержаться. – Завтра Колю никуда не веди. После одиннадцати заеду за ним.
Маша кивает. Вид у неё такой, словно я посланник апокалипсиса, а она моя очередная жертва. Процесс расчленения предыдущих видела собственными огромными глазищами. В них полно страха.
– Ты в окно что ли сама лезешь? – оборачиваюсь уже на выходе.
– Я аккуратно. Держусь, – храбрится, но я знаю, как она боится высоты.
– Где робот-мойщик окон? – машинально оглядываюсь по сторонам.
Дарил жене, скоро уже бывшей, этот домашний гаджет после того, как она в окно с десятого этажа чуть ли не выпала. Мамуля её пришла тогда в гости и, проводя инспекцию квартиры, установила – окна грязные. С уличной стороны и того хуже – обосраны голубями. Как жить-то в такой нечисти? Пришлось лезть и мыть их сиюсекунднейше.
Пришёл домой и нашел Машу полуживой, лежащей на диване в трясучке.
Даже сейчас, вспоминая, я перестаю себя контролировать. Каким-то чудом не подаю вида, что лютая ярость потихоньку поднимает внутри меня голову. Ни одной положительной эмоции к тёще я не испытываю.
– Он упал, – Маша вырывает меня из воспоминаний.
– Ты трос забыла закрепить к батарее? – спрашиваю с недоверием.
Чего-чего, а ответственности в Маше через край. Она пока всё не перепроверит несколько раз, ничего делать не станет.
– Нет, он тут упал. В комнате. Когда изнутри мыл. Не знаю почему, всё, как обычно, сделала, а вакуум взял и пропал. Он об пол ударился и теперь моющую жидкость не распыляет, – оправдывается передо мной, словно монстр я, а не её мамаша.
– И почему ты мне не сказала? Зачем опять к этим сраным окнам полезла?
Вывести меня из себя? Дело пары секунд. Не хочется грех на душу брать, но бесит меня эта старая ведьма! Достала – сил нет! Единственный человек, которого я ненавижу.
– Он всё равно не моет так хорошо, как руками…
– Мама твоя так сказала? – презрения не скрываю.
– Серёж, не надо. Пожалуйста! Моя мама – не плохой человек.
– Не плохой, если её слушаться беспрекословно. Думай головой своей, – выделяю интонацией последнее слово. – Я тебя очень прошу. Посмотри, – указываю на окно, которое снова обгажено. – Сколько ты времени потратила? А оно снова грязное!
Вижу себя сейчас словно со стороны глазами Маши – хищник, готовый броситься на жертву, теряющую последние силы. Её испуг ощущаю кожей.