— Я единственный ребёнок, — призналась я, стараясь не сильно чавкать вкусной конфетой.

— О, соболезную… — Рома что-то нашёл в телефоне и притянул его к уху, зажал плечом. Но в ответ были одни гудки.

— Почему? — решила не обрывать разговор я. — Я любимая папина дочка, мамина радость. Все всегда было только мне. Куклы, платья. Даже машину папа мне раньше, чем маме, купил.

Рома усмехнулся. И снова нажал на кнопку вызова диспетчера. Для трёх минут, которые мы были в западне, я ещё не совсем обезумела, чтобы начать нервничать, но первые предвестники паники все же ощущались.

— Слушай, у вас совсем все плохо с обслуживанием? В коммерческих зданиях лифты не застревают с пассажирами… — немного сварливо уточнил Рома, а я пожала плечами, потому что не знала и вообще впервые оказалось в такой ситуации. Но зато слёзы прекратились и про мужа не хотелось больше вспоминать.

Рома ещё раз набрал кого-то и выдохнул недовольно.

— Да не переживай ты так, — решила оказать я любезность за конфеты. — Нас скоро хватятся. И вытащат. Наверно.

Роман резко шагнул от меня и оперся спиной о противоположную стену. Тяжело выдохнул.

— Олесь, у меня реально клаустрофобия, — признался Роман, и я замерла, не понимая, как надо реагировать. Наверно, стоило уточнить, как она у него проявлялась, или про первую помощь, но не успела и звука выдавить, как Роман продолжил: — Поэтому если нас через десять минут не вытащат, я начну к тебе приставать, чтобы возбуждением сбить невроз.

— Учти, я буду сопротивляться!

— Да, да. Прокушенное запястье, синяк в солнечном сплетении и разбитый нос. Я помню, — саркастично признался Роман.

— Если что, кусать я буду не только запястье, — заметила я, почему-то ни капельки не ощущая паники от заявления Ромы.

— Я так и знал, что ты голодная, — прозвучало двусмысленное от Романа, и тут мой живот снова заурчал, а я прижала к нему руки, чтобы не так громко было.

— Я не голодная! — не согласилась я, экстренно вспоминая, когда последний раз ела.

— Но все равно странная…

— Да нормальная я, — заупрямилась я.

— Неужели? — Рома снова шагнул ко мне. — От ресторана отказываешься, а от конфет нет. Едешь со мной в бар и сбегаешь. Нравлюсь же, но все равно что-то упрямишься.

Я задохнулась и хотела уже было просветить такого «не странного» Романа, но свет в лифте мигнул, появился, потом кабинку качнуло, и она медленно поползла вниз. С затаённым дыханием мы оба ждали, когда двери откроются и…

— Было приятно застрять в лифте, — сказала я и первой выбежала из кабинки. Роман ничего не ответил, а я, пролетев через ресепшен, выскочила на улицу, где по-зимнему крупные снежинки как ленивые мухи падали на землю, и замерла.

Моей машины на парковке не было.

Суетно похлопав себя по карманам, я вспомнила, что телефон в сумке, и полезла за ним. Несколько пропущенных от мужа, одно сообщение от Светы.

Я быстро набрала сто двенадцать и попросила проверить машину.

Эвакуировали.

Да твою ж мать.

Я нервно выдохнула. Поняла лицо к заснеженному небу и чуть было не разразилась таким отборным матом, почему-то исключительно в адрес мужа и лифта, но меня прервал насмешливый голос:

— Даже не знаю, предложить подвезти до дома или просто молча уехать, а то странности могут продолжиться… — рядом стоял довольный Роман, который поправлял воротник своего пальто, и я сузила глаза.

— Карла Маркса, тринадцать, — процедила я сквозь зубы и поймала насмешливый взгляд.

В машине было тепло, и снег, налипший на мою обувь, экстренно превратился в лужу на коврике. Роман молча завёл авто, и мы выехали с парковки. Я в голове крутила, как бы побыстрее забрать свою машину со штрафстоянки, и не сразу поняла, что Рома меня о чём-то спрашивал.