Несу всякую чушь, лишь бы не молчать. Но это действует. Лена поворачивает голову и стонет.

17. Глава 16

Мне тепло и уютно. Не помню, когда мне было так хорошо. Мягкая ткань одеяла окутывает тело. Выспалась, как давно уже не высыпалась. Потягиваюсь и чувствую, как боль отдаётся в плече. С чего бы это? До слуха, будто сквозь покрывало доносится низкий хриплый голос. Приоткрываю веки и вижу едва различимое в темноте лицо Кирилла.

– Лен, всё будет хорошо. Я тебя вытащу отсюда.

– А что случилось? – хочу спросить, но из горла доносится хрип, во рту всё пересохло. Прокашливаюсь и повторяю вопрос.

Постепенно приходит чувствительность ко всем конечностям. Я начинаю чувствовать, что у меня замёрзли ноги. А рукам, наоборот, горячо и их не переставая растирает Кир своими руками.

– Заплатка, которую этот говнюк поставил на запаску, лопнула. Вот нас и занесло, – объясняет Кирилл. – Ты как? Где болит?

Его слова проникают в мой мозг, и медленно тянутся. Мне кажется, что я даже чувствую, как думаю. Как медленно усваиваю и понимаю, что он только что сказал.

– Понятно.

Киваю и хочу поднять руку, чтобы почесать лоб. Там что-то прилипло и кожу тянет. Но Кирилл держит руку.

– Тшш, не надо. Не трогай. Ты голову разбила. Вроде ничего страшного, только кожу повредила. Но врачи сейчас зашивают хорошо, даже шрама не останется.

Голова начинает болеть.

–Понятно…а ты? …как?

– Я в порядке.

– У тебя тоже кровь на лице.

– Царапина. Почему у тебя такие руки холодные?

– Они всегда такие.

Хочу подняться.

– Может, пока не стоит. Вдруг у тебя кости сломаны.

Как-то неожиданно слышать нотки беспокойства в его голосе.

– У меня ничего не болит. Кроме головы.

– Ну вот и лежи.

– Холодно.

Он тут же помогает мне подняться и садит на свои колени, прижимая к себе.

Утыкаюсь в его грудь. От него пахнет удивительно знакомым ароматом. Смесь хвойных ноток с чем-то древесным и цитрусовым. У меня даже слюна выделяется. Напоминает одеколон “Шипр” только менее резкий. Папа им любил душиться. От Кирилла исходит волна жара, я моментально согреваюсь.

– Ты там уснула, что ли?

Рука скользит под подбородок, обхватывает его и поднимает моё лицо, так что мы смотрим в глаза друг другу. Глаза уже привыкли к темноте и свету, который разливается от луны.

– Тебе нельзя спать, – шепчет тихо.

– Я не сплю.

– Молодец.

– Мы будем сидеть здесь?

– Подмога уже едет. Может, час придётся подождать. Выдержишь?

– Конечно.

– Уже не так холодно?

– Нет. Ты горячий.

Он довольно усмехается и тут же кривиться.

– Тебе больно? Что-то повредил?

Я хочу отстраниться, но он не даёт. Держит на груди.

– Всё нормально. Об руль немного ударился.

– Надо осмотреть.

– Ты что врач?

– Нет. Но…

– Всё хорошо. Сиди. Мне так спокойнее.

Сейчас мне совсем не хочется с ним спорить. Именно в этот момент, когда Кир становится заботливым, мне хочется насладиться и посмаковать его тепло. Все попытки мозга напомнить, что он хам и изменщик, я заталкиваю подальше, с мыслью, что подумаю об этом потом.

Время застывает. И я почему-то рада, что мы вот так сидим вместе. Провожу ладонью по его груди, обтянутой рубашкой.

– Расскажи что-нибудь о себе, – прошу его.

Он напрягается.

– Что именно?

– Какой ты был маленьким?

– Вредным.

Молчу и жду продолжения, затаив дыхание. Впервые за всё время с нашего знакомства мне даётся возможность заглянуть в приоткрывшуюся дверь его прошлого, чтобы лучше понять.

– Хулиганил много. Часто получал от бабушки. Она у меня жёсткая женщина была.

– А мама и папа не защищали тебя?

– Отца я не знал. Мать вышла за другого, когда мне было пять, оставила у матери. Вот я с бабушкой и жил.