Иду впереди. Хочется сбежать отсюда, но сзади идёт Кир и шагу в сторону сделать не даст. По привычке жду насмешку или издёвку, но он молчит. Заходим в подъезд. Здесь воняет мочой и сыростью. Поднимаемся по лестнице. Здесь ничего не изменилось. Только если всё стало страшнее. Дверь в квартиру приоткрыта. Толкаю её и ужасаюсь. Здесь невозможно жить. Пол покрыт толстой коркой грязи, даже краски не видно. Когда я жила, хотя бы иногда мыла. Я сжимаюсь в комок, не хочу идти дальше, но Кир толкает в спину.

– Иди.

Это что особая форма садизма?

Прохожу в зал. Советская стенка с разбитыми стёклами, обшарпанный разложенный диван, будто его с помойки притащили. А на диване мама сидит…или, вернее, то, что от неё осталось.

–Чё припёрлись? – шамкает она как старуха, а ведь ей сорок пять.

– По душу твою пришёл, – неожиданно басит Кирилл и надвигается на неё набычившись.

– Чевой-то?

– От сына отказалась?

– Забрали, суки. Не отказывалась я.

– Мой тебе совет Яга, забудь про него и даже не пытайся вернуть, иначе пздц тебе придёт.

Она молчит, смотрит на Кирилла снизу вверх отёкшими глазами. Меня трясёт. Бьёт озноб. Кишки скрутило до рези в желудке. Не хочу слушать их разговор и иду в свою бывшую комнату. Здесь, скорее всего, и жил Ваня. Немного чище, чем в зале. Подхожу к окну, смотрю в мутные стёкла. Картинки прошлого мелькают перед глазами. ДЕлаю шаг назад и слышу скрип половицы. Половицы, которую я использовала как тайник. А я и забыла об этом. Приседаю, корябаю доску, пытаясь подковырнуть. Она поддаётся с четвёртого раза. Открываю. Все мои сокровища тут. Камешки с берега необычной окраски, валентинка Артёма и моя тетрадь, в которую я записывала мысли и истории, делала зарисовки героев и мечтала купить компьютер, чтобы напечатать их и отправить в издательство. Достаю всё, рассовываю по карманам, а тетрадь прижимаю к груди. В комнату входит Кир.

– Что делаешь? – спрашивает тихо.

– Вещи…свои…забираю.

– Забрала?

– Да?

– Тогда пошли.

Киваю и иду вслед за ним.

16. Глава 15

Мать всё так же сидит на диване, только теперь выглядит пришибленной. Не знаю, что ей сказал Кир, но явно ничего хорошего. Мне её и жалко и в то же время обидно за своё неудавшееся детство, за то, что лишила меня нормальной семьи и будущего. Проходим мимо. Кир всё так же за моей спиной.

– Дай денег, – неожиданно напоследок звучит её скрипучий голос. Кир оборачивается и показывает ей фигуру из трёх пальцев.

– У тебя же есть деньги. Хочешь, чтобы я отстала от Ванюшки – дай денег.

– Я тебе уже сказал, что с тобой будет, если не отстанешь.

– Да мне всё равно, чё хошь со мной делай. Выпить хочу. Дай денег.

– Пошла на хер.

– А хочешь отсосу. У меня зубов нет, говорят, хорошо получается.

Я не выдерживаю и бегу из квартиры подальше от этого позора и ужаса. Мне страшно видеть, как из доброй женщины за десять лет она превратилась в деградированное существо, которое кроме, как о выпивке и думать ни о чём не может.

Выбегаю из подъезда и поскальзываюсь на первой попавшейся луже, падаю на колени. В бесстлье бью кулаками по луже, вода ледяная, пальцы ломит. Я вся грязная так же, как моя душа замарана пожизненно. Смогу ли я когда-нибудь смыть эту грязь? Реву и продолжаю стоять на коленях.

– Ну-ну. Нашла из-за чего рыдать.

Кир поднимает меня за подмышки и ставит на ноги.

– Успокойся. Не стоит оно того.

Прижимаюсь к его груди и обнимаю за талию. Мне сейчас нужны объятия как никогда. Как в детстве, когда мама обнимала и сразу всё плохое оставалось позади. Но Кир стоит как истукан, руки висят вдоль тела, он даже не пытается меня обнять. Господи, ну а я что хотела. Что он меня сейчас приголубит после всего, что он увидел? Отталкиваю его и иду к машине. Я одна. И мне никто не нужен. Только мой сын.