- Пойдемте, Иван Петрович, - Волкова мягко берет охранника под локоть. – Карина Викторовна, я... позже зайду. Или позвоню. Или лучше вы позвоните, когда… освободитесь. Ирочка, вы тут тоже не нужны, пойдемте.

Ее намек настолько прозрачен, что Яшин разражается хохотом - тем самым, знакомым до боли, тембр которого не изменился и за четверть века. Но как только дверь закрывается за Ритой, смех обрывается, будто кто-то выключил звук.

Тишина.

Я поднимаю глаза и вижу - лицо Влада стало совершенно другим. Ни тени веселья, только напряженная серьезность. Он делает шаг ко мне, и я невольно отступаю, чувствуя, как спина упирается в книжный шкаф.

- Ну и из-за чего ты плакала, душа моя? Или правильно сказать, из-за кого?

Влад застыл, как каменное изваяние. Его пальцы сжались в кулаки, сухожилия на руках напряглись. Он ждал ответа с таким напряжением, будто от этого что-то зависит. И странным образом расслабился, услышав всего одно слово:

- Лена.

- Кто такая Лена?

- Змея, которую я пригрела на груди, - отвечаю я, глядя куда-то мимо его плеча.

- И нарекла её ужиком, - добавляет Влад, - а она оказалась гадюкой и укусила?

- Типа того.

Он делает резкий шаг вперёд, его тень накрывает меня целиком.

- Хорошо, - говорит он, - а как эта Лена довела тебя до слёз? Не думал, что это хоть кому-то под силу.

Я закрываю глаза. Горло сжимается так, что трудно дышать.

- Просто она ... любовница моего мужа.

- Даже так, - присвистывает он сквозь зубы.

Я вижу, как его скулы двигаются - он буквально перемалывает эту информацию. А мне приходится выдавливать из себя слова, как гной из раны. И также как с гноем, сначала больно, но потом становится легче:

- Лена это девочка, которую я встретила после того как переехала в Москву. Фактически мой первый здесь друг. Я была ее учительницей, помогала, как могла... Одевала, обувала... Оплатила институт, когда она не поступила на бюджет... - Голос срывается. - А когда у неё погиб жених, она переехала к нам. Чтобы не проживать траур в одиночестве.

Влад слушает, не дыша. Его глаза становятся всё шире.

- И знаешь, что самое смешное? - продолжаю я, и мой смех звучит почти истерично. - Я думала, она ожила благодаря нашей заботе, любви, Лену обожали все, даже наши дети. А на самом деле... - глубокий вдох, - все дело в сексе с моим мужем где-то в подсобке под лестницей. Это он ее вылечил, целитель, херов! Трахались, как кролики, пока я готовила ужин на всю семью!

- У тебя... есть дети? – голос Яшина звучит равнодушно, а вот лицо.... - Ты же никогда не хотела детей!

- Мне было двадцать! - мягко улыбаюсь я. - Предъяви мне ещё за то, что в семь лет я хотела стать русалкой, но почему-то так и не отрастила хвост!

Он молчит, переваривая. Потом резко встряхивает головой:

- Ладно, это мы обсудим после. А зачем эта... Лена пришла к тебе?

- Чтобы заявить права на моего мужа, будто он тут кому-то нужен.

- А он не нужен? - Влад смотрит исподлобья.

Я молчу, сжимая руки так, что ногти впиваются в ладони. С Яшиным нельзя расслабляться - каждое его слово может быть ловушкой.

- Лена пришла якобы за помощью, - наконец выдавливаю я. - Чтобы я выбрала ей платье для ужина с коллегами Казанского.

И меня вдруг прорывает, и я рассказываю ему все. Нет, не про события и не про свои обиды, а про то, что сама не заметила, как потратила часть жизни на таких неблагодарных свиней. И не просто впустила их в свой близкий круг, нет, сделала их частью своей семьи! А ведь я считала, что ничего важнее семьи не существует и теперь вот так… От ужаса и омерзения хочется помыться. Я рассказываю сумбурно, сама себя перебиваю, но мне так важно договорить, чтобы Влад все-таки понял. Чтобы хоть кто-то в этом гребаном мире понял меня! Мне не жалко того, что Казанский от меня ушел, и если бы он все сказал прямо, я бы его отпустила. Мне даже не жалко поделить с ним все совместно нажитое, не начни он наш диалог с угроз. Единственное, чего мне жалко это времени, потраченного уже и того что предстоит потратить в будущем. Потому что эти две пиявки как будто сдохнут, если не высосут из меня все. Они без меня не могут, они будут звонить, приходить и постоянно причинять мне боль! Потому что я тряпка, которая не может обозначить границы!