– Но слова Beautiful Messed Up World мне нравятся. Не выключай, пожалуйста, – попросила она.

«Жизнь, как музыка. Я не хочу делать тише.

Нужно жить на полную громкость, ха.

А любовь – это карусель, которая кружит нас

В этом прекрасном, но испорченном мире», – пела известная поп-дива, а Лёня уже не мог ждать, уже не мог ни на что отвлекаться, кроме как на желанную, распластанную под ним девушку.

Маша такая сговорчивая, подчинялась всем его движениям, мощным, возможно, даже болезненным для нее. Выгибалась навстречу, реагировала.

Она не была невинной, но и не была слишком искушенной, и эта ее неопытность вытворяла с сердечным ритмом Лёни что-то невообразимое, никогда не испытываемое ранее. В нем билась страсть – сильная, тяжелая.

Он сам себя не узнавал, как сильно хотел ее, как крепко держал ее, соединяясь с нею раз за разом. И целовал. Жадно целовал. И Маше нравилось. Девочка ласково гладила его спину, проводила язычком по его губам и так откликалась на его неуемное возбуждение, что Лёня не желал останавливаться, не мог насытиться, не желал отпускать.

После она почти сразу уснула. А он еще долго сидел в плетеном кресле-качалке, закинув руки за голову и рассматривая Машу в неярком свете ночника.

Арефьев дал ей свою длинную футболку, и теперь девушка перевернулась на бок, футболка сбилась на талии, полностью открывая ноги и шелковые кремовые трусики.

Он был обескуражен своим мгновенным и неослабевающим влечением к ней, обескуражен невероятной совместимостью между ними.

Машу как будто вылепили специально для него. Она даже пахла иначе, чем все его прежние женщины. Не дорогим парфюмом, желанием и грехом, а сливочной ириской, конфетой, которую хочется съесть. Может быть, так пахнет для мужчины особенная женщина? Своим, неповторимым ароматом?

Она такая нежная, и он испытывает нежность к ней. Совсем новое чувство для Леонида.

Всего лишь развлечение, – с грустью билось в голове. Всего лишь развлечение. Я должен помнить об этом. А что, если…? Почему он сразу не подумал о такой возможности? Что, если она из богатой, предпринимательской среды, той самой, которая ведет свою родословную с царских времен? Ведь тогда ему не придется жениться на худосочной Баранцевой, он сможет ввести в семью Машу.

Неожиданная мысль не давала покоя. Не утерпел, разбудил девочку. Она сонно улыбнулась ему.

– Маша, кто твои родители?

– Рабочие. Крутят на станках полимерную пленку. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Спи, – поцеловал он ее в лоб, укладываясь рядом.

Проснулся рано, уже выработанная тренерская привычка. Аккуратно снял ногу Маши со своего бедра, поцеловал спящую девушку в плечико, приоткрытое съехавшей вниз хлопковой футболкой.

Быстро ополоснулся в душе, оделся и отправился в кондитерскую через улицу. Дома совсем не было еды, а гостью надо накормить завтраком.

Лёня наткнулся на закрытые двери, кондитерская открывалась только через полчаса.

Тогда он отправился в пункт проката автомобилей, тот работал круглосуточно. Надо было поменять арендованную машину высокого класса на какую-нибудь попроще. С удовольствием покатал бы Машу на крутой тачке, но лучше придерживаться легенды – для нее он обычный мужик со скромным доходом.

Когда вернулся домой, умытая и одетая Машенька причесывалась.

– Алёш, я пойду к себе. Мне надо переодеться. И вот, извини, пришлось воспользоваться твоей расческой.

– Мне не жалко, – откровенно любовался он девочкой. Прекрасна в своей естественности, никакой косметики, припухшие губы наглядно демонстрируют силу мужской страсти. – Маш, давай, позавтракаем, а потом я отвезу тебя, куда скажешь. Соберешь свои вещи и переберешься ко мне.