Ожившие в столовой голоса прерывают мои метания. Срываюсь с места и мчусь куда велено. Захлопываю за собой дверь и прижимаюсь к ней спиной. Часто дышу, не в силах стереть с лица дурацкую улыбку. Затем что-то обрывается во мне. Резко и неожиданно ёкает в груди сдавленной болью. Опускаю затылок на прохладное деревянное полотно и прикрываю глаза, наконец, возвращаясь в жестокую реальность.
Со дня похорон прошло всего ничего. Я не должна себя так вести. Нормальные люди скорбят и носят траур по умершим, я же пытаюсь забыться в его объятиях.
Он — как таблетка от самой сильной боли, как спасательный круг, вовремя выброшенный за борт лодки, единственный человек, которому не наплевать на нашу с Тимом жизнь, не считая мамы и его друзей. И если взглянуть правде в глаза, мы с Женей с того самого кошмарного вечера столько боли вместе перенесли, что все предрассудки невольно стираются, и начинаешь думать о том, что секс для нас просто необходим, как спасение, как разрядка от всего, что морально пытается задавить и растереть в мокрое пятно.
— Малыш? — негромкий стук в дверь вынуждает меня подпрыгнуть на месте и затаить дыхание. — Открой, у меня руки заняты.
***
Прихожу в себя, хватаюсь за ручку, поворачиваю вниз и отворяю дверь.
— Помоги, — протягивает мне огромный стеклянный поднос с едой, удерживая второй рукой бутылку вина и два фужера.
— Решил перенести ужин сюда? — поспешно принимаю ношу из его руки, удивлённо оценивая аппетитное содержимое блюд.
— Ты против совместить ужин с приятным? — Женя заходит внутрь кабинета, закрывая за собою дверь. На специальной панели регулирует освещение, создавая в помещении интимную обстановку.
— Нет, не против.., — сглатываю и чувствую, как в его присутствии мурашки снова проносятся по коже, и сердце начинает учащённо стучать.
Разворачиваюсь и иду к столу. Ощущаю на себе почти физически осязаемый взгляд, приятно согревающий теплом лопатки и всё, что ниже их.
Останавливаюсь у цели. Слегка наклоняясь, ставлю поднос на массивную деревянную столешницу и отодвигаю на середину.
— Подвинь поднос дальше, — неожиданное предложение, прозвучавшее почти как приказ, выбивает воздух из лёгких, вынуждая исполнить его. — Ещё дальше, Яна. На край стола. К самому креслу.
Столешница необъятная, почти как взлётная полоса. Мне приходится прилично наклониться, чтобы оставить еду на противоположной стороне. Черт! Как же легко я поддалась на его уловку...
— Замри! — пресекает мою попытку выровняться.
Затаив дыхание, застываю на месте, прислушиваясь к его неторопливым шагам. Стук опускаемой на стол бутылки и звяканье бокалов на ряду с его вкрадчивым шёпотом у виска вынуждают сердце пуститься в галоп.
— Тебе не хватает экстрима, малышка? — вздрагиваю, ощущая прикосновения пальцев к ложбинке между ягодиц. Чуть надавливая одним из них, касается ануса. Выгибаюсь дугой в испуге, но мужчина вовремя проскальзывает пальцем вниз, к лону, затрагивая набухшие от желания складочки. Плавным движением увлажняет свой палец между лепестков и возвращается обратно к запретному месту.
— Твоя попа ищет неприятности, Яна... — хрипло озвучивает, обжигая дыханием макушку. — И она их немедленно получит.
Зажмуриваюсь, сжимаясь вся внизу, как только палец Жени касается колечка и слегка надавливает на него...
Евгений.
— Я не мог предположить, что ты выкинешь что-то подобное. Малыш, с мужчиной нельзя так играть, если ты не намерена идти до конца.
Обвожу по кругу тугое отверстие, слегка надавливая на него, затем убираю руку, но только потому, что девочка неопытная, дрожит, зажатая от страха.