Она что-то ещё болтала, а для меня мир, как будто, остановился.

Я ей ничего не ответила. Только слушала вполуха.

В коридоре кто-то чихнул. Где-то звякнула дверь.

Любовница моего мужа по роковой случайности сидела рядом со мной и рассказывала, какая страшная, ужасная, вредная и противная старая тётка, и какой Владик несчастный со мной, и какой с ней – счастливый.

Мне бы что-то сказать, но в горле, будто гвоздь засел.

– Я… Я… Что-то мне нехорошо, – дрожащим голосом прошептала я. – Мне нужно на воздух…

Девушка пыталась предложить помощь, позвать врача, но я отмахнулась и быстро ушла. Ушла, пока я не сорвалась и не наговорила чего-то лишнего.

Не нужно, чтобы она узнала, что я – та самая старая и страшная жаба.

Я вышла из поликлиники как в бреду.

Машины, люди, голуби, солнце – всё казалось каким-то фоном, фальшивым спектаклем.

У меня внутри всё горело.

Жжение, не от перца, не от боли. От несправедливости.

«Его любовнице где-то двадцать пять. Плюс, минус. Животик аккуратный. Щёчки румяные. Говорит волнительно, улыбается. Счастливая такая. А я просто старая баба, которая вовремя не сдохла или не ушла в монастырь».

Села в машину, уткнулась лбом в руль.

Внутренний голос продолжил меня изводить.

«Он выбрал молодость. А я… Я – старый хлам, который списали без объяснений».

Слёз не было. Они высохли.

Была злость. Глухая, тяжёлая, как камень.

Я поехала домой.

Прошла в спальню.

Открыла шкаф.

Достала чемодан.

Всё. Я больше не хочу больше быть в этом городе. Дышать с ними одним воздухом, ездить по одним и тем же дорогам, ходить в одну поликлинику!

Я взяла только самые любимые вещи.

Зеркало зацепило мой взгляд.

И в зеркале я увидела: не старую, а сильную.

Женщину, которая выстояла двадцать лет брака.

Которая умеет уходить.

Пока я застёгивала чемодан, в голове вертелись слова:

«Старость – это не цифра. Это когда ты остаёшься там, где тебе больше нельзя расти».

Никаких слёз, прощаний, истерик.

Только расчёт.

Села в машину и поехала.

Я не знала, что будет дальше.

Но знала главное: С этого дня моя история принадлежит только мне. И моему ребёнку.

Молодость, говорите, ушла?

Ха!

Вот уж нет.

Молодость просто приняла другую форму – форму силы и свободы.

* * *

– ВЛАДИСЛАВ —

Внутри этих трёх чемоданов – вся моя жизнь.

И руки дошли разобрать их только сейчас.

Одежда. Обувь. Аксессуары.

Рубашки от дизайнеров, кожаная куртка, ремни, галстуки, стильные носки и платки – всё, что я считал частью себя.

Я открыл первый чемодан – и застыл.

Каждая вещь разрезана.

Открыл другой чемодан и третий.

Нечётко, яростно, порывисто, но тщательно уничтожены все мои вещи.

Пиджаки вдоль спины. Джинсы укорочены до шорт. Кожаные ботинки истыканы ножом.

И ещё залито всё зелёнкой.

Нет, я не закричал. Я тихо, но яростно застонал.

Мне было всё равно, сколько это стоило. Но я не мог поверить, что это сделала ОНА. Вера. Всегда тихая, покорная, извиняющаяся Вера. Почти уже бывшая жена.

Схватил телефон. Писал, не выбирая слов:

«Ты! Дряни кусок! Просто подлая, конченая дрянь! Даже не думал, что ты можешь быть такой тупой! Поздравляю, ты перешла грань. Теперь я знаю, что вся твоя интеллигентность – гнилая иллюзия! Вот ты и показала себя настоящую! Разрезала шмотки? Умно? О, нет! Прямо по-женски. Позорище!»

И нажал «отправить».

Не ожидал, что почти сразу получу ответ.

Один. Единственный.

И даже не ответ, а просто эмодзи – средний палец.

Без слов. Без ответного оскорбления. Просто чёртов эмодзи!

Я в полном неверии уставился на экран.

В этот момент до меня дошло – Вера задумала что-то.

И я вскипел.

Мои пальцы снова забегали по экрану, выбивая ритм злости.