Из всех Ванек-взводных, находившихся в полку, только командир взвода разведки постоянно в контакте с комполка, получает от него задачу, докладывает о выполнении. Да еще у нас в полку штатного переводчика не было, так что на допросах пленных переводил обычно я. В затишье взвод разведки охранял штаб полка и полковое знамя, и вновь я поневоле постоянно Максимову мозолил глаза.

И на Одере терпение Максимова кончилось, и он решил от меня избавиться. Мы были выведены в тыл, где тренировались перед предстоящим наступлением. Ширина Одера вообще-то не больше двух сотен метров, но немцы открыли дамбы, и река разлилась на 4 километра. На тренировке присутствовал командир дивизии и представитель разведотдела подполковник Соколов. На тренировках мой разведвзвод имитировал захват плацдарма, переправились на двух автомобилях-амфибиях по 16 человек в каждой, через широкое озеро, и пошли дальше, а там три километра сплошного болота. Дошли до заранее оговоренной на учениях точки – задача выполнена, мои солдаты устали и измотались, как последние собаки, и я отпустил их в расположение взвода, а сам пошел к штабу полка, где должен был состояться разбор учений. Подхожу к штабу, и тут на меня Максимов набросился: «Где взвод?» – «Отпустил». – «Сукин сын! Твою мать! Кто тебе разрешил?! Комдив приказал повторить переправу! Да я тебя!..» И приказал комполка снять меня с командования разведвзводом и турнуть из полка. Подполковник Соколов при всем этом скандале присутствовал и встал на мою защиту: мол, до Берлина осталось 70 километров, дайте лейтенанту спокойно довоевать, но Максимов был непреклонен и потребовал, чтобы я на месте написал какую-то бумажку – что-то вроде «рапорта с просьбой о переводе. На мое место тут же прислали штабного старшего лейтенанта, но он вернулся уже через полчаса и сказал: «Я к этим бандитам больше не пойду, хоть под трибунал отдавайте. Они мне угрожают, говорят: Да ты кто такой? да мы тебя сразу пристрелим!» И сразу за ним в штаб полка пришли шесть моих разведчиков, все те, кто имел звание старшины, и обратились к комполка: «Товарищ полковник, если лейтенанта не вернете, то мы уйдем из взвода разведки в стрелковые батальоны. Считайте, что у вас разведки нет. И штрафной нас пугать – только время зря терять на разговоры». Максимов вообще озверел от такой наглости, заорал: «Вон отсюда! И ты, сукин сын, тоже!».. Шутов с замполитом его потом успокоили, приходит ко мне ПНШ-2 Дмитриев и сказал, что полковник отменил свой приказ, и я остаюсь во взводе разведки… Максимов больше меня в открытую не доставал, я повода не успел дать, служить под его командованием мне оставалось совсем немного. И после штурма здания полиции Берлина, где мой взвод потерял 2/3 разведчиков убитыми, когда Максимов узнал, что я лично расстрелял всех пленных офицеров, то меня не арестовали за самосуд. А может, просто не успели, поскольку я угодил с ранением в голову в госпиталь, и когда меня выписали, то дивизия уже отправилась на Восток. Но когда в мою новую часть, в 150-ю СД, прислали из моей бывшей 265-й СД характеристику, подписанную командиром полка Максимовым, то там были следующие слова: «…морально разложившийся офицер, замечен в пьянках с личным составом взвода….» и так далее, «только самое хорошее», хотя я никогда на фронте не пил, да и мои разведчики сильной любовью к спирту не отличались, по крайней мере перед поиском никто во взводе стаканами водку не пил.

Вы говорите, что командир полка Вас не «переваривал», но ведь Ваш наградной лист на Героя он подписал. Факт достоверный и документальный, на ГСС Вас представляли. Вырезка из армейской газеты военной поры, да и письма однополчан – там об этом ясно сказано.