Альмер воспитывался в Академии карты с пяти лет, и не представлял себе иной судьбы, кроме как служить Агеллусии, поддерживая ее существование своим умением. Оторванный от внешней жизни, сосредоточенный только на совершенствовании мастерства, он даже не задумывался, что за стенами Академии существует иная жизнь. Из маленького мальчика, который не мог представить себе тысячу линий, он стал рисовальщиком набросков, затем поднялся до уровня самостоятельных эскизов. Когда же его умение достигло уровня мастера, необходимого для копирования карты, он без малейших колебаний отказался от всего мирского и впервые выпил напиток средоточия. Первое копирование карты мира стало для него важнейшим событием в жизни, воплощением всех его желаний.

* * *

Когда десять лет назад главный мастер пера завершил карту, и Альмер увидел, как сияющая волна захлестывает исполненный им участок, ни разу нигде не запнувшись, не замедлив свой бег, рисовальщик почувствовал, что и его захлестнула эта волна жизни. Альмер выбежал тогда из зала, переполненный чувствами и готовый всем и каждому дарить свою радость от свершившегося. Он видел, что и другие рисовальщики ликовали. Разделенная радость – радость вдвойне. Первый успех – он ценен превыше всего. Это потом, с годами, радость от восстановления мира стала спокойнее, а тогда…

Альмер выскочил за ворота и побежал изо всех сил, которых, казалось ему тогда, прибыло вдесятеро. Каждый шаг по возрожденной Агеллусии наполнял его восторгом. Он бежал и бежал, пока не выдохся. Тогда, запыхавшийся, с размаху бросился в ближайший стог, чтобы передохнуть. Но оказался там не один…

Ее звали Эрис. Альмер, одурманенный первым копированием, впервые почувствовал запах женщины, и сам не понял, как это случилось. А через два месяца она пришла к нему. Она ничего не просила, просто сообщила, и все. И ушла.

Тогда рисовальщик впервые узнал, как могут дрожать руки. Он знал, что обязан пойти к старейшему и рассказать о ребенке, зачатом после того, как был выпит напиток средоточия. Он не смел пойти и рассказать, потому что этому ребенку не позволят родиться. Он не мог позволить убить Эрис, которая познакомила его с новыми ощущениями, с иной жизнью.

Эрис родила дочь. Ее изгнали из семьи, и она пришла к стенам Академии за защитой. Альмер взял молодую женщину женой и прилюдно назвал новорожденную девочку дочерью. Окружающие сочли его поступок в высшей степени благородным. Рисовальщики одобрили, что он взял жену сразу с ребенком, поскольку уже пробовал напиток средоточия. Никто, кроме Эрис и Альмера, не знал правды. А после сочетания молодых эта правда уже никому не была нужна.

* * *

Старейший мерял мерил комнату шагами, рисовальщики жались к стенам. Капитан охраны молчал, не зная, что добавить к своему и без того исчерпывающему докладу. Там и докладывать-то особо нечего: неагрессивные, почти симпатичные монстры пока ни на кого не напали. Просто появились со стороны, с которой их никто не ждал.

Для Альмера самое страшное заключалось не в том, что однажды он уже видел прорвавшихся из-за полей карты зверей, а в том, что это произошло недалеко от его дома. Рисовальщик и сам с удовольствием походил бы из угла в угол, но не смел вторгаться в пространство старейшего. Все-таки он не выдержал:

– Позвольте мне выйти на место, чтобы все зарисовать. Тогда у нас будет материал для обсуждения.

– Альмер, вы нужнее здесь, поскольку уже видели нечто подобное, – старейший прекратил метаться и сел на край кресла. – Вы пойдете сейчас в архив и начнете искать того, кто мог это сделать.