– Слишком быстро как-то, – сказал Альмер, поднимаясь с рисовального стула и поворачиваясь к старейшему. – Нельзя было все участки присоединять с одной стороны. Я потому и нарисовал охранный пункт на последнем.

– Ты все сделал правильно, – кивнул старейший. – И правильно говоришь. Южная граница у нас сейчас действительно ослаблена за счет присоединения, но прорыв произошел в другом месте: в северо-западном углу.

– Но… это же устоявшийся угол. Там уже десять лет ничего не добавляли. Граница должна быть крепкой – поля ровные и широкие.

– И тем не менее… Ждем доклада.

* * *

Действующие рисовальщики и руководители охраны собрались в зале обсуждений.

– Странный прорыв. Его и прорывом-то назвать нельзя, – докладывал один из капитанов. – Три монстра перешли через поле, зашли на нашу территорию и остановились недалеко от границы. Монстры не очень крупные, с обычный жилой одноэтажный дом. Не похожи ни на одного из виденных ранее. Я бы даже назвал их красивыми.

– Остановились, и что? – уточнил один из рисовальщиков.

– И ничего, – капитан пожал плечами. – Начали пастись.

– Пастись?

– Ну да, пастись. Есть траву. На земле, принадлежащей Альмеру.

– На моем льняном поле? – Альмер пытался осознать сказанное.

Перед глазами встала картинка: широкое пространство, покрытое голубым цветущим ковром, а на нем крупные животные с длинными шеями. Серебристо-седые и почему-то с крыльями. Неторопливо переступают изящными лапами, приминая лен. Время от времени опускают вытянутые морды, покрытые короткой шерстью, в траву, срывают пучок и начинают жевать.

Альмер схватил бумагу, ручку – и несколькими движениями пера нарисовал образы. Протянул капитану. Тот, едва бросив взгляд, передал рисунок старейшему:

– Да, точно такие.

– Я их уже видел… – Альмер опустил голову.

* * *

– Папа, смотри, что я нарисовала, – Вей протянула отцу рисунок. – Я сама их придумала. Они добрые, умеют летать и едят траву.

– Вей, милая, я сколько раз тебе говорил, что девочки не должны рисовать?! – Альмер взял рисунок и начал разглядывать. – Нужно очень много знать, чтобы рисовать. Малейшая ошибка может кому-то стоить жизни.

– Но, папа, я же рисую на обычной бумаге, обычными чернилами, в обычный день. И не пью напиток средоточия. И разве может воспроизвестись в мире рисунок, сделанный девочкой? Ты же сам говорил, что только мальчикам дана способность становиться рисовальщиками.

Главный рисовальщик Агеллусии смотрел на рисунок дочери и не знал, что делать. Его десятилетняя дочь уже владела пером столь же уверенно, как закончивший образование профессиональный рисовальщик. Он внимательно изучал картинку и понимал, что девочка очень серьезно подошла к делу. Она продумала строение своих зверушек до мельчайшей детали. Такие вполне могли бы существовать.

– Вей, пожалуйста, пообещай мне, что больше никогда не будешь рисовать.

– Но, папа! Почему?

– Девочкам рисовать нельзя.

– Почему?

– Так написано в своде правил рисовальщиков.

И чтобы прекратить разговор, Альмер вышел из комнаты, забрав с собой рисунок, который затем сжег. Сжег, как сжигались все неудачные попытки тех рисовальщиков, которые позволяли фантазии взять верх над реальностью, ибо это для реальности опасно. Про то, что самих таких рисовальщиков тоже сжигали, он старался не думать.

* * *

Вей – главная радость и главная проблема всей жизни главного рисовальщика. А ее происхождение – главная его тайна. Напиток средоточия, позволявший достичь высшей степени концентрации и точности линий, лишал мужское семя жизни. Рисовальщиком набросков и эскизов мог стать чуть ли не любой мужчина Агеллусии, но мастером пера, допускаемым к копированию карты, лишь тот, кто уже успел обзавестись семьей и детьми, либо пожелавший навсегда остаться без потомства.