Хотел… как животное, хотел, но не мог позволить ее себе – ни с одной из них.  Не давал какой-то внутренний барьер: до принятия того самого решения – нельзя.  Табу!  Сам понимал, что все это условно, уставал, злился, раздражался!  Сорвался и серьезно повздорил из-за какой-то мелочи с Виктором…  Но с выбором в пользу одной из женщинах тянул.  А может тянул еще и потому, что было в этом его мазохизме что-то тягуче-сладкое, как перед оргазмом – чем дольше оттягиваешь разрядку, тем она яростнее, сильнее и слаще – просто до боли.

   А потом лопнуло терпение Елены, и он узнал ее настоящую…

   Когда подвозил ее до дома после посещения выставки пейзажной фотографии, она не выскользнула из машины, как всегда, оставляя после себя запах духов, которыми он, кажется, пропитался насквозь...  Снимал бы одежду еще на лестнице, если бы мог!  Но он просто сразу же проходил в душ, как и во все остальные дни после работы... 

   А на работе случился дурдом - Спиваков решил ускорить продажу «Стратегии..»  Настоящих причин не называл, лицемерил – «старость уже, кхе-кхе…  пора на отдых…  внуки деда заждались».  А может, это было правдой, иначе зачем вообще продавать успешную фирму с солидной репутацией?  Но это его дело – имел право.  В связи с этим разгребались завалы, наводился порядок в документации и форсировалась текучка.  У Вадима были пара дел в процессе, постоянное сопровождение нескольких клиентов в финансово-хозяйственной деятельности, а еще досудебное урегулирование спора. Раньше он как-то разнес бы все это по времени, но сейчас и сам рад был задержаться на работе – смотреть в глаза жене было невыносимо.  Старался даже не думать в эту сторону, потому что мысли о них с Ксюшей тащили за собой ненужные эмоции – злость, стыд, вину и даже страх. 

   И теперь практически каждый день он приходил поздно, долго мылся, сразу же забрасывая пропитанную духами Елены или просто пропотевшую одежду в стирку - интеллектуальный пот намного забористее, чем вызванный физическими нагрузками.  Иногда даже отказывался от ужина и падал спать – вырубало на раз.  Ксюшу и Янку почти не видел.  Спасался так... и понимал – из него получился негодный муж… негодный отец.  Выкуклилось, выползло, обозначилось…  Или дело не в поганых генах?  Ведь до Елены все было иначе?  Не прилагая никаких усилий, не принуждая и не ломая себя, он жил, как в раю – надежном, праведном и умиротворенном… привычно спокойном.

   Сколько бы еще это тянулось – неизвестно, но такое невнятное развитие событий не устраивало Елену.  Она не вышла тогда из машины, а, как по струнке выпрямившись на сидении, почти спокойно спросила… почти:

-  И сколько еще будут продолжаться эти игры? Было интересно и увлекательно, но мне надоело! 

   А потом вздохнула и сама потянулась за поцелуем, глядя ему в глаза.  Медленно прикрыла свои и, пряча яркое серебро радужки, опустились ресницы-опахала – ни грамма краски, густые, пушистые.  Приоткрылись капризные нежные губы… свежее дыхание коснулось его лица и…  он ответил.  Целовались они долго, мозг плыл, болело в паху, но совсем рассудок Вадим не потерял и ремень у себя на брюках расстегнуть не дал.

   Елена вздохнула, освобождаясь из его объятий и неожиданно выдала:

-  Ломаешься, как девственница!  Жалко выглядит, Вадим.

   И он вдруг понял, что да – все это время он выглядел жалко.  Но сам видел это, как реализацию своего права на единоличное и исключительно добровольное принятие решений - и по срокам, и по сути.  Сейчас же разозлился… и решился: