— Не бойся, не обожжет, — проворчал хозяин вулкана.

Метнула на него взгляд искоса, а потом все же откинула крышку и едва не ахнула. На ложе из алого бархата серьги и ожерелье лежали, каких никогда не видывала и не носила. Крупные рубины в золотой оправе походили на искры в глазах хозяина вулкана, а цепь ожерелья тонко была выкована, будто кружево.

Осторожно коснулась самого крупного рубина в ожерелье, провела кончиком пальца по граням. Долго не могла ничего вымолвить, перехватило горло, а все слова будто украл кто.

— Не по нраву пришлись? — услышала.

— Прекрасней украшений не видела, — подняла взгляд на хозяина вулкана. — Неужто из-за моря?

— Сам сделал, — отозвался нехотя.

— Сам?.. — удивилась. — Даже у Арвира в лавке таких нет, а у него там диковинок из золота и серебра много. Да только в сравнении с этими как поделки детские выглядят.

Хозяин вулкана дрогнул уголками губ.

— Что ж не наденешь, раз по нраву пришлись?

— Да ведь сгинут... В Огне Изначальном... Жалко красоту такую губить.

— Ей не себя, а безделушки жалко, — покачал головой.

Усмехнулась. А ведь и правда.

Достала серьги из шкатулки, взвесила на руке, дивясь тяжести украшений. Да таких серег и у супруги самого старосты не было.

Под внимательным взглядом жениха вдела серьги, тряхнула головой так, чтоб затанцевали в свете свечей.

— Ну как? К лицу мне?

Не ответил хозяин вулкана. Все смотрел и смотрел, да так пристально, что щеки запекло. Чтоб смущение скрыть, взяла в руки ожерелье и замешкалась. Протянул руку жених. Взглянула на него, прикусила губу, но вложила в ладонь украшение. Поднялся, обошел меня, встал позади, убрал волосы с шеи, мимолетно дотронувшись пальцами. Вздрогнула. А ожерелье уже обвило шею, улеглось на груди. Веса его и вовсе не чувствовала. А хозяин вулкана все стоял позади.

Чувствовала, как опять к щекам жар прилил, и только и проговорила:

— Благодарю за подарок, жених.

Хозяин вулкана все так же молча вернулся на свое место и лишь кивнул в ответ. Налил нам еще вина, а себе пирога яблочного кусок взял. Жевал и все с меня взгляда не сводил. А я прятала глаза в своем кубке с вином, на которое налегала последние две четверти часа.

— Первая свадьба, поди, веселей была, — сказал вдруг, отряхивая руки после пирога.

Отставила опустевший кубок, посмотрела на жениха своего.

— Торжества и вовсе не было.

— Отчего же? — откинулся на стуле и ждал ответа.

— Правда интересно?

— Не хочешь говорить — дело твое, — пожал плечами. Ткань рубахи натянулась, того и гляди по швам разойдется.

— Я Торвина, супруга своего, с детства знала. Мы оба сироты, в одном сиротском доме воспитывались. Меня-то, когда десять сравнялось, староста на кухню к себе в дом взял прислуживать, а Торвину меньше повезло. Когда семнадцать сравнялось, он свободу желанную получил. И сразу меня нашел. Сам-то он гончарному делу обучился, подмастерьем пошел в мастерскую в селении. Говорил, как монет скопим, поженимся. А потом нянюшка умерла, у которой я стряпать выучилась, и оставила мне шкатулку с монетами серебряными. На те монеты я лавку под булочную выкупила, а уж после мы с Торвином сошлись, да, подумав, решили без торжества обойтись. Вдвоем с ним на обрядовом холме клятвы брачные друг другу принесли под ликом Отца-Солнца да после…

— Люб он тебе был? — перебил хозяин вулкана.

Вечерний легкий ветерок не охладил вспыхнувших щек. На стол, кружась, падали бело-розовые яблоневые лепестки.

— Еще как люб! — начала горячиться. И как такое спрашивать посмел!

— Из-за того замуж больше не пошла?

— Не звали, — ответила язвительно.