Врать нехорошо, я в курсе, но уже в следующее мгновение из моего рта непроизвольно вырывается: — Семеро на одного.

Мышка громко охает и сделав шаг назад, начинает пристально разглядывать меня на наличие других увечий. Я же начинаю судорожно всоминать какие удары от друга еще пропустил. Вроде в солнышко мне неплохо прилетело, пока я его в захвате держал…

С готовностью задираю футболку и демонстрирую ей небольшой кровоподтек чуть правее от сердца. Ее рука тут же взлетает вверх и в следующее мгновение кожу прожигает прикосновение ее ладони. Она накрывает синяк, словно магией пытается заставить его исчезнуть, а я мысленно сокрушаюсь, что других увечий на мне нет.

Вот же хрень! Если б знал, какой эффект мои синяки произведут на нее, ставил бы Теме меньше блоков, а так и продемонстрировать-то нечего.

— Сильно больно было? — едва слышно спрашивает она.

— Безумно, — хриплю я, накрывая ее ладонь своей. Я честно пытаюсь восстановить самообладание, но рядом с мышкой это просто невозможно сделать. От ее взгляда, запаха и прикосновений меня безостановочно фигачит двести двадцать. Словно голыми руками за фазу схватился. Поэтому не отрывая взгляд от ее напряженного сочувствующего лица, я веду ее ладонь вниз и позволяю нащупать небольшую полоску неровной кожи у самой кромки джинсов.

Концентрация тестостерона внутри растет просто в геометрической прогрессии и я чувствую, что меня затягивает в какую-то безумную воронку из эмоций и чистого секса. Хочу ее. Безумно. Вспоминаю вкус ее губ и как тихо она стонала в моей машине во время того страстного поцелуя. Руки сами тянутся к ее плечам, чтобы притянуть ее поближе.

Похер на офисный планктон, похер, что нас может кто-то увидеть. Даже отец. Сейчас мораль меня волнует меньше всего. Внутри набатом звучит лишь одна мысль: Взять. Сейчас. Всю целиком. Выпить без остатка.

Руки жжет от желания вцепиться в нее, затолкать обратно в кабину лифта и воспользовавшись кнопкой “стоп” проделать с ней все то, о чем я мечтал последние два дня.

И судя по ее учащенному дыханию, которое опаляет мою голую грудь, мышка будет совсем не против.

Правда, в следующее мгновение, расфокусированный взгляд возвращает себе былую осмысленность и она, отшатнувшись от меня, обиженно замечает:

— Это же старый шрам. Рана бы не успела так затянуться за выходные.

— На мне все заживает, как на собаке, — пожимаю плечами, кивая на почти десятилетний шрам от встречи с подоконником женской общаги. Я тогда успешно преодолел все четыре этажа до комнаты сочных девчонок, с которыми познакомился в клубе и зацепился за металлический край подоконника. Но это, конечно, не помешало мне оттрахать их обеих. Даже наоборот, благодаря чувству вины, они были гораздо сговорчивее. Оказали первую помощь по высшему разряду.

Пытаюсь вернуть руки Марьяны обратно, но она упрямо прячет их за спину.

— Зачем вы обманываете? — обиженно интересуется и, обойдя меня по широкой дуге, быстрым шагом направляется в сторону конференц зала.

Я смотрю на ее удаляющуюся фигуру, плотно обтянутую легким материалом ее сарафана и меня, вдруг, начинает мучить совесть.

Ну вот такой я мудила, мышка. Так уж получается, что когда дело касается тебя, все мои моральные принципы не то что отходят на второй план, а испаряются напрочь. Поэтому и в машине я тебя заставил перелезать через себя, и увечья с готовностью демонстрирую. И самое главное… останавливаться я совершенно не планирую. Ты будешь моей. Хочешь ты этого или нет.

18. Глава 16 Марьяна

Несусь по коридору с одной только мыслью — срочно вымыть руки. С мылом. А потом уже чистыми руками дать себе хорошую такую затрещину. Не могу поверить, что я его трогала! Пальцы печет, словно я их в печку засунула, но вместо того, чтобы поскорее соскоблить с них запах Кулакова, я почему-то подношу их ко рту и неосознанно провожу по губам.