– Я люблю тебя, Шейла! Очень сильно люблю!

– Я тоже… тоже тебя люблю, – тихо прошептала мама, но я видела, что она вся напряжена.

Папа наклонился к ней, но мама на него даже не смотрела, поэтому он сказал:

– Поцелуй меня.

Мама пошевелилась, медленно разворачиваясь к нему. Папа положил ей ладонь на затылок, нетерпеливым жестом привлек к себе и поцеловал быстро и крепко. Потом он отпустил маму и завел мотор.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, – сказал он.

Мама сложила руки на коленях.

– Да.

– Мы должны стать нормальной семьей, – проговорил отец. – Ни один человек в этом вашем Монтерее не должен знать, что мы… не должен знать о ваших способностях, поэтому никаких фокусов с чтением мыслей и прочим! Тебя это тоже касается! – Он бросил на меня быстрый, подозрительный взгляд, потом снова уставился на маму.

Я тоже смотрела на маму, смотрела во все глаза, чувствуя, как стучит у меня в груди сердце. Мама часто болтала со мной без слов, читала мне книжки, говорила, что любит меня. А папа хотел все это отнять!

«Скажи ему “нет”, мама! Скажи!..» – мысленно взмолилась я, но мама не откликнулась.

– Надеюсь, ты не назвала копам нашу фамилию? – уточнил отец после довольно продолжительной паузы.

Мама покачала головой.

– Нет, я назвалась выдуманной фамилией, как ты и просил. И дала фальшивый телефонный номер.

«Мама?!» – мысленно окликнула ее я.

– Отлично. – Папа кивнул. – Я не хочу, чтобы они нам названивали и обращались с нами, словно с какими-то уродами!.. А если о сегодняшнем случае пронюхают репортеришки, нам и вовсе житья никакого не будет. Ну ладно, поехали… – Он тронул машину с места и, развернувшись, медленно поехал назад к шоссе.

«Почему ты молчишь, мама?!»

Но она снова не отозвалась и даже не обернулась, чтобы взглянуть на меня. Мама сидела неподвижно, как статуя, и смотрела только вперед, сложив руки на коленях.

Глаза у меня защипало от подступивших слез. Я не понимала, что с нами не так! Мама часто говорила мне, что мы – особенные. Почему папа не может этого понять? И почему он так сильно ненавидит нас за это?

Прижавшись лбом к стеклу, я смотрела на проносящиеся за окном машины кукурузные поля. Мне не хотелось в Калифорнию. Я хотела вернуться назад – в то место и в то время, когда мы еще были семьей, когда у папы была работа, когда мои родители любили друг друга и когда мы шутили и смеялись.

Господи, как же давно это было!..

Понедельник.

Ближе к вечеру.

После того как я сдала в чистку бабушкино платье, получила квитанцию и еще раз поклялась Фиби, что приеду к ней завтра в девять, я отправилась прямиком в адвокатскую контору, расположенную по соседству с «Монархом». Но дверь конторы была заперта, и на ней висела табличка: «Уехал в суд».

«Что такое “не везет” и как с ним бороться?!» – подумала я, разочарованно выдыхая воздух и доставая мобильник. Проигнорировав полтора десятка СМС от моих студентов, которые интересовались, когда же я выставлю оценки за их контрольное задание, я сфотографировала телефонный номер адвокатской конторы. Придется позвонить мистеру Спенсеру попозже.

Я уже ехала домой к бабушке, когда мой телефон неожиданно зазвонил, и на экранчике высветилось имя Джейн Харрисон. «Она меня боится», – вспомнила я слова Кэсси.

Выглянув в окошко, я свернула на засыпанную гравием парковочную площадку, тянувшуюся вдоль побережья, и только после этого ответила на вызов:

– Алло?

– Грейс в больнице, – сообщила Джейн после того, как поздоровалась. – Врачи еще не закончили исследования, так что…

У меня упало сердце. На мгновение я даже представила себе, как Грейс лежит на больничной койке в глубокой коме: кислородная маска на лице, в руки, которые всего несколько часов назад управляли велосипедом, воткнуты толстые иглы капельниц, а в углу астматически вздыхает аппарат искусственной вентиляции легких.