Я вижу, что она едва сдерживается, чтобы не набрать бывшей жене Рустама и прямо при нас не поделиться этой новостью.
— Удивительно, что мы столкнулись тут, — произносит её супруг, чтобы замять неловкость, которая воцарилась после моих слов о том, кем я являюсь. — Я слышал, что в этом ресторане подают бесподобную «Фриттату» от шефа. Поэтому мы, собственно, и приехали сюда.
— Да, кухня тут неплохая, — отвечает ему Рустам. Его глаза по-прежнему держат меня на прицеле.
Официант приносит наш заказ, расставляет его на столе. Мы приступаем к трапезе. Я заставляю себя есть через силу, в голове вихрем проносятся разные мысли. Беру в руки бокал вина и делаю пару глотков, чтобы успокоить натянутые нервы.
Мысленно спорю сама с собой. Я не должна обижаться на Рустама. Вполне нормально, что он не хочет появляться со мной на людях. Тут же оспариваю это тем, что тогда вообще не стоило предлагать ужинать вне дома, раз он стыдится меня.
Во время трапезы Халиль задаёт какие-то вопросы Рустаму относительно бизнеса. В ходе их беседы я вспоминаю, что его фирма занимается судоходными перевозками. Они часто доставляли строительный материал для компании «МурБек», в которой я работала на его отца.
На протяжении всего ужина я ловлю на себе заинтересованный взгляд девушки. Когда мы завершаем его и заказываем десерт, она не выдерживает:
— Дамла, чем вы ещё занимаетесь или увлекаетесь помимо того, что работаете у Руса?
Вино помогает расслабиться, и вопросы девушки больше меня не трогают. Мне становится смешно от того, что моя персона настолько интересна ей.
— Я прохожу социальную службу в доме престарелых, — делаю ещё один глоток вина и широко улыбаюсь, замечая, каким тяжёлым становится взгляд Рустама.
Тёмные брови рыжей взлетают вверх. Она меняется в лице и выпрямляется.
— Разве социальную службу не назначают условно-осужденным? — вырывается вопрос у Халиля.
Только спрашивает он не меня, а Рустама, сжимающего бокал с такой силой, что, кажется, вот-вот и он треснет.
— Верно, — отвечаю ему, наслаждаясь реакцией Низами. — Ещё её назначают досрочно освобожденным. Как в моём случае.
— То есть вы сидели в тюрьме? — спрашивает Эльза с расширенными от шока глазами.
— Да, — подтверждаю я.
Встаю на ноги, понимая, что не готова больше продолжать разговор. Не хочу терпеть на себе убийственный взгляд Рустама. Дальше пусть он сам разбирается с любопытством своих друзей.
— Я прогуляюсь немного у берега, — говорю, заглядывая в их вытянутые от удивления лица. — Вам хорошего вечера.
С невидящими глазами я спускаюсь по лестнице и покидаю ресторан. Внутри бушует ярость на себя. Я превратила себя в ту, с кем стыдно быть на людях. В уголовницу. В убийцу. Оказалась на самом дне.
Как я довела свою жизнь до такого? Где было перепутье, на каком перекрёстке я заблудилась? Самое губительное, что дороги назад нет, что это не исправить. Дальше только тьма и пропасть.
Смахиваю жгучие раздирающие глаза слезы и плюхаюсь на песок у берега. Хочется расплакаться в голос, но я глушу в себе этот крик, зажимаю рот ладонью.
— Что, по-твоему, ты творишь? — раздаётся позади меня голос Рустама.
Я глотаю и вновь смахиваю слёзы с лица.
— Всего лишь озвучиваю правду, — стеклянным голосом отвечаю ему. — Не стоит таскать меня с собой, если стыдитесь, господин Низами.
Он молчит какое-то время, потом на мои плечи опускается плед. Он садится рядом.
— Я не стыжусь тебя, Дамла, — говорит он, глядя на ночной горизонт, где вода сливается с тьмой. — Я тебя оберегаю.