— Я этого не надену! — оттолкнув руки девушки твердо сказала упрямая я.

— Холодно голой ходить! — резонно она возразила.

— Эта одежда может служить лишь для возбуждения совершенно чужих мне мужчин, в ней никакого тепла! — я выдала вдруг аргумент, непонятно как в голову влезший.

Она снова нахмурилась, вопросительно выгнув густую и темную бровь и уставилась на меня.

— У тебя не такая! — я весьма выразительно ткнула пальцем в ее плотный комбинезон, даже на вид очень удобный.

— Я — уродец, неправильный человек! — сказала она убежденно и даже с какой-то гордостью. И прочтя на моем лице прочитав явное недоумение, громко добавила: — Личинка нормального человека, убожество!

Шервовы жабры, да что у них тут такое творится? Пусть память моя и хромала, но все человеческое сознание воспротивилось сказанному. Малышка была очень даже красива: огромные темные глаза на выразительном смуглом лице, крохотные ручки, силу которых я уже ощутила, крепкая ладненькая фигурка, мускулистые линии которой не могла скрыть даже плотная ткань ее комбинезона. Волосы — повод для искренней зависти многих женщин. Не уродец и не убожество.

Но спор на столь щекотливую тему мог длиться часами и ни к чему нужному мне все равно бы не привел.

Что же мне делать?

Не голой же рассекать по Зигейне. Услышав вдруг громкий грохот за нашими спинами, я вздрогнула и испуганно обернулась.

В углу пустой комнаты, центр которой сомнительно украшал внушительных размеров постамент с “моей” капсулой, каменный пол вдруг провалился. В образовавшемся квадратном отверстии возникло облако пыли, сопровождаемое звуками сиплого кашля. Судя по тембру — мужского.

Этого мне не хватало… Выхватив полупрозрачное одеяние из рук “личинки” я попыталась хотя бы прикрыться. Одеваться бессмысленно, да и не успею.

К моему удивлению, девушка взирала на происходящее совершенно спокойно. Словно во всех приличных зигенских домах именно так в гости и ходят.

— Кто это? — вырвалось нервное у меня.

— Рыжий задниц, — ответила мне “личинка”, только плечами пожав.

Удивиться я не успела, поскольку из дырки в углу показалась… та самая задница. Наглая очень и рыжая. Пыльная только немного.

Наконец-то ему дали правильное имя. Оно Горынычу шло явно больше, чем прежнее.

Выдающаяся часть песьего тела двигалась энергично и даже весьма угрожающе. Жуткий хвост, почти полностью лишенный живых мышц и кожи, весело постукивал белыми косточками о каменную плитку пола. Длинный какой… этот рыжий негодник. Когда он собирался заканчиваться головой? Или с двух сторон у него теперь хвост и та самая рыжая задница? А думает чем? А болтать как нам с ним теперь по душам?

Словно услышав мои мысли, лишенные всякого уважения, пес громко фыркнул и наконец-то явил миру передницу. Длинную, узкую, горбоносую голову, полотна мягких ушей и сморщенный выразительно нос. Глаз видно не было, он их зажмурил от непривычного яркого света.

Развернувшись у самого выхода из подземелья, пес неспешно потрусил в нашу сторону.

— Пчипхи! Я же просил богиню не обижать! — то ли чихнул, то ли рявкнул мой рыжий приятель.

— Голая! — девушка обличительно ткнула в мою сторону пальцем и сурово нахмурилась.

— Послушай, Горыныч… — я попыталась вмешаться, и они уже оба синхронно воззрились на меня негодующе. — Она пыталась всучить мне вот это, — я встряхнула перед его рыжей мордой своей как-бы-одеждой и почему-то смутилась.

— Пчипчхи! — рявкнул Горыныч на девушку так, что она от меня отступила. — Это что за порнуха?

Судя по вытянувшемуся лицу моей гостьи, слово “порнуха” ей было не слишком знакомо. В глазах промелькнул даже страх.