Маргарита принесла поднос с едой и принялась расставлять по столу. Аверин одобрительно посмотрел на суп из белых грибов и блины с семгой и взялся за вилку.

– О, Гермес Аркадьевич. Конечно, это не за обедом, который уже почти ужин, но… вы сказали про свою бабушку, что она была при смерти. Значит ли это, что ей стало лучше?

Аверин кивнул. Ответить он не мог, потому что только что засунул в рот полную ложку.

– О, какое счастье, как я рада! – совершенно искренне обрадовалась Маргарита и снова пошла на кухню. Но в дверях остановилась: – А что же вы так надолго задержались? Вы никогда не ездили в поместье дольше чем на день.

Аверин проглотил суп.

– Я отдавал кое-какие семейные долги, Маргарита. И, надеюсь, справился с этим.

Когда Маргарита отбыла домой, Аверин вышел на веранду с чашкой какао, сел и прикрыл глаза. Пожалуй, сейчас он допьет, примет душ и пойдет спать, а с утра отправится на пробежку. Он изрядно устал от треволнений последних дней. Завтра еще вести лекцию. Хотя больше всего хотелось просто посидеть дома пару-тройку дней, давая отдых и телу, и душе, почитать что-нибудь легкое и расслабляющее. Может, устроить себе пару выходных?

– Мя-а-а! – раздалось над ухом. Аверин нехотя открыл глаза: Кузя сидел на толстой ветке черемухи, нависающей почти над головой. Аверин махнул рукой:

– Давай иди наверх и оденься. Тебе надо привыкать быть человеком.

Кузя спустился минут через пять. Аверин уже и забыл о прекрасном костюме юного анархиста. Он усмехнулся и указал на стул:

– Садись. На полу люди не сидят.

– Ага, – согласился Кузя и сел на стул, оседлав его и уткнувшись подбородком в спинку. Некоторое время они молчали. Аверин наслаждался покоем и какао, а Кузя, скорее всего, вечерним воздухом.

– Гермес Аркадьевич, – нарушил тишину Кузя, – у меня к вам очень большая просьба. Огромная просто.

– М-м? – с подозрением спросил Аверин.

– Отпустите меня на ночь, пожалуйста. Не насовсем, просто разрешите уйти. По личному делу.

– По личному? – удивился Аверин. – Это какие у дива могут быть личные дела?

– Ну… – замялся Кузя, – я тоже хочу отдать один долг…

– Так. Давай рассказывай, а я подумаю.

Выслушав дива, Аверин произнес:

– Одобряю. Но уйдешь, когда я лягу в постель, и чтобы утром я увидел тебя возле калитки. На этот отрезок времени я тебе разрешаю менять обличье.

– Ура! – Кузя подпрыгнул вместе со стулом, а Аверин вздохнул. По крайней мере, эту ночь он проведет без кота, спящего у него на груди.

Анна Сомова после всех потрясений очень плохо спала по ночам. Она даже перебралась из города на дачу, но это слабо помогло. Доктор выписал настойку пиона, но она совершенно не действовала, надо будет сходить и попросить что-то посерьезнее. А пока Анна стала брать в спальню какую-нибудь ужасно скучную книгу. С ней она ложилась в постель и читала примерно до полуночи, после чего засыпала, чтобы проснуться с рассветом.

Она уже пролистнула пять или шесть страниц, как в окно постучали. Как-то странно, словно толкая раму снаружи.

Анна нахмурилась, встала и подошла к окну. Что это за шутки?

За окном никого не было. Анна открыла раму и отшатнулась: в оконный проем просунулась лошадиная морда.

– Розетта! – выдохнула Анна и, кинувшись к кобыле, принялась обнимать и гладить мягкий лошадиный нос. Странное возбуждение охватило ее, такой мандраж она чувствовала лишь накануне какого-то важного события. Руки ее затряслись и как будто даже онемели.

– Розетта! Подожди! Я сейчас выйду!

Она, как была, в пижаме, накинув сверху халат, бросилась на улицу.

Кобыла уже стояла у дверей. Увидев Анну, она фыркнула и ткнулась ей в плечо.