Лоранс Мартен, караулившая у порога, открыла и, еще не впустив гостью, воскликнула елейным голоском:

– Мадемуазель Мазаль, это вы? Как мило с вашей стороны озаботиться и прийти! Моя дочь там, наверху, она так больна, бедняжка! Вы ведь подниметесь к ней, не правда ли? Ах, как же она вам обрадуется! Вы же работали вместе в ателье Люсьен Удар два года назад. Неужто не помните? А вот она вас не забыла… да-да, не забыла!

Арлет что-то ответила, но д’Эннери не разобрал ее слова. Она выглядела свежей, беззаботной и не проявляла ни малейшей боязни. Лоранс Мартен подошла к лестнице, чтобы проводить гостью наверх. Перекупщица крикнула:

– Тебе помочь?

– Не стоит, – ответила та тоном, ясно означавшим: «Мне никто не нужен, сама управлюсь».

Послышался скрип ступенек. Каждый шаг приближал Арлетт к опасности, к смерти.

Тем не менее д’Эннери пока еще не испытывал сильного страха за девушку. Тот факт, что его не убили сразу, на месте, говорил о том, что осуществление преступного плана требовало некоторой отсрочки, а всякая отсрочка сулит хотя бы призрачную надежду на спасение.

Сверху послышались звуки шагов… потом внезапно раздался душераздирающий крик… за которым последовало несколько стонов, постепенно стихавших. И наконец воцарилась тишина. Борьба была недолгой. Д’Эннери догадался, что Арлетт связали и заткнули ей рот кляпом, как и ему самому. «Бедная девочка!» – подумал он.

Спустя несколько минут послышался скрип ступеней и в гараж спустилась Лоранс Мартен.

– Готово дело! – объявила она. – Все прошло легко. Девчонка почти сразу сомлела.

– Тем лучше, – ответила перекупщица. – Только бы она не очнулась слишком быстро. А так она все увидит лишь в самый последний момент.

Д’Эннери содрогнулся. Эти слова ясно свидетельствовали о страшной участи, подготовленной сообщниками, и о страданиях, грозивших пленникам. И его догадка тотчас получила подтверждение, потому как Лоранс неожиданно возразила:

– Что это вы задумали? Девчонка не должна страдать. Почему бы не покончить с ней одним махом? Как ты думаешь, папа?

И она спокойно показала сообщникам веревку.

– Нет ничего легче. Обмотаешь ей шею – и дело с концом… или, может, ты хочешь перерезать ей горло? – предложила она, протянув старику маленький кинжал. – Я-то за это не возьмусь. Такие вещи хладнокровно не делаются.

Мамаша Трианон и ее отец промолчали; до самой последней минуты никто из злодеев не произнес больше ни слова.

Старик самолично взялся все устроить, и его действия свидетельствовали о жуткой, беспощадной угрозе для пленников; д’Эннери уже понял, какая страшная смерть уготована ему и девушке.

Старик расставил в два ряда вдоль стен канистры; судя по тому, с каким усилием он их поднимал, они были доверху наполнены горючим. Затем, раскупорив несколько из них, он облил бензином стены и пол, оставив сухим лишь трехметровый проход к двери. Таким образом, он мог пройти в середину мастерской, туда, где им был составлен штабель из оставшихся канистр.

В одну из них старик опустил конец длинной веревки, которую держала Лоранс Мартен. Остальную ее часть они вдвоем уложили на пол, протянув от штабеля до двери. Затем старик растрепал конец веревки, вынул из кармана спичечный коробок и поджег этот импровизированный фитиль. Когда огонь занялся, поджигатель поднялся на ноги.

Все это было проделано тщательно и аккуратно; человек, который за свою долгую преступную жизнь наверняка совершил множество злодейств такого же рода, явно получал удовольствие не столько от самого деяния, сколько от безупречного его исполнения. Это был в некотором роде «перфекционист».