Потом дверь открылась, и вошел Кит Мэнтел. Он был почти вдвое старше Джини, но даже Эмма понимала, что ее в нем привлекло. Песочного цвета волосы, лицо, явно подверженное флоридскому загару. Он был одет в серый костюм и белую рубашку и держал в руках портфель, но каким-то образом ему удавалось не выглядеть напыщенным или скучным. В первое мгновение Джини не заметила, что он зашел, но потом то ли через открытую дверь подул ветерок, то ли он шевельнулся, и она, оборвав игру, обернулась. Приглушенное хихиканье девочек ее не смущало, но от его присутствия она сразу потеряла концентрацию.

Она развернулась на вышитом табурете, сев спиной к фортепиано. Солнечный свет, лившийся через стеклянные двери, осветил ее фигуру. Ее глаза блестели, но не из-за солнца, а от радости видеть его.

– Чудесно, – сказала она. – Ты вернулся пораньше.

Он поставил портфель и подошел к ней. Положил руки на обнаженные плечи поверх тонких бретелек топа и поцеловал ее в макушку.

Эбигейл изобразила рвоту. Эмма почувствовала сильный укол ревности. Вряд ли кто-нибудь будет так же целовать ее.

После происшествия в церкви Эмма пыталась вспомнить детали ее встречи с Джини Лонг. Когда она проснулась, было почти что время обеда, а книга соскользнула на пол, и место, где она остановилась, потерялось. Мэттью лежал наверху в кроватке, время от времени протягивая ручки к ветке с облетевшими листьями, качавшейся за окном. Джеймс лег спать. Его фуражка лежала на столе. Он дышал мягко и ровно. Он говорил, что никогда не видит снов, и глядя на то, как спокойно и умиротворенно он спал, она была готова в это поверить. Эмма переодела Мэттью и отнесла его в гостиную покормить. Она включила телевизор, чтобы посмотреть местные новости, и наткнулась на репортаж о начале нового расследования по делу Эбигейл Мэнтел.

– Появился свидетель, который может подтвердить, что Джини Лонг находилась в Лондоне в тот день, когда была убита Эбигейл Мэнтел. Мисс Лонг всегда утверждала, что в день убийства была в столице, но до сих пор тому не было никаких доказательств. Для повторного рассмотрения дела направлены полицейские из соседнего графства. Главный констебль Йоркшира и Хамберсайда отрицает, что это указывает на некомпетентность местных следователей. «Зачастую полезно посмотреть на дело свежим взглядом», – сообщил он.

Затем показали отрывок из старого новостного сюжета, где свидетели выходили из здания суда после процесса над Джини Лонг.

Эмма застегнула рубашку и натянула свитер. Положила ребенка в коляску, стоявшую в холле, и поднялась на второй этаж, чтобы собраться к выходу. Очень тихо, чтобы не разбудить Джеймса, открыла дверь гардероба и посмотрела на одежду, которую носила до беременности, – пиджаки, юбки, симпатичные блузочки, которые она надевала на занятия. Ничего из этого сегодня на нее бы не налезло, и она взяла черные брюки, шерстяной свитер с большим воротником и длинное черное пальто, которое она положила на свою сторону кровати. Села за туалетный столик, размышляя, стоит ли накраситься, но в итоге решила ограничиться красной помадой. Она написала записку для Джеймса. Захотелось на свежий воздух. Взяла Мэттью на прогулку.

Ребенок лежал в коляске и смотрел на нее. На нем была ярко-красная шапочка и варежки. Она подняла верх коляски, прочно закрепив его на защелки, чтобы ветер не сдул его, как только она выйдет за порог. Когда она открывала дверь и приподняла коляску, поставив ее на задние колеса, чтобы спуститься по лестнице, Мэттью засмеялся. Она вышла на площадь. Она знала, что Дэн Гринвуд в мастерской. Двери не были заперты на навесной замок, и она видела, как он приехал в девять часов. Она знала, в какое время его ждать. С тех пор как она ушла с работы, она наблюдала за ним каждый день, как он приезжал и уезжал. Летом он оставлял большие двойные двери открытыми, и она заглядывала внутрь. Но сейчас она впервые собиралась исполнить свою мечту и зайти.