Выпил два литра кофе, потом Калерия намазала мне лицо каким-то кремом, от которого все фасадные составляющие сошлись прямо в центре физиономии. Кошмар. Губы слиплись с носом, ничего не разжимается, зато лицо – гладкое и холеное. Калерия сказала, что минут через пять я говорить смогу. А за эти несколько минут она мне быстро ликбез провела на исторические художественные темы. Как она сказала – на всякий пожарный. Я столько всего интересного узнал за эти волнующие минуты:

1) Мона Лиза не могла улыбаться после перенесенного в детстве жесточайшего кариеса, потому что «фигли сперминт» тогда еще не изобрели;

2) Иванов свою картину «Явление Христа народу» писал аж двадцать лет, потому что все никак не мог самолично застать эту волнующую процедуру;

3) на портрете «Неравный брак» изображен сам автор, то есть это как бы автопортрет;

4) княжна Тараканова в камере вовсе не мучилась, а дрессировала крыс. По окончании срока заключения с успехом выступала в цирке «Барнум и Бейли»;

5) картину «Три богатыря» писали с совета директоров знаменитой Питерской биржи;

6) в названии «Девочка с персиками» есть опечатка: на самом деле эксперты установили, что там – нектарины, а второй с краю – червивый;

7) боярыню Морозову увозили на крайний север не на санях, а на мотоциклетке. Так что художник грубо исказил действительность.

И так далее. Впрочем, Серег, я, может, чего и перепутал. Сам понимаешь, похмелье – вещь суровая, хотя и добровольная.

Наконец, лицо обрело знакомые, хотя и разглаженные очертания, Калерия меня одела в какой-то мешковатый костюмчик и повела в вестибюль (ой! какое слово противное: «вестибю-ю-ю-ю-юль». Тьфу!). А там – толпа этих англикосов. Все такие солидные, одеты в очки и фотоаппараты. Ну, думаю, Николай, не посрами российские культурные заведения. Но ты же, Серег, меня знаешь. Я нигде не тушуюсь. Подошел так небрежно к группе, на всякий случай дыхнул в сторону и говорю:

– Здрасти, островитяне! Я – ваш новый экс-курсовод. Позвольте пригласить вас в первое зало, чтобы мы вместе культурненько обогатились древними предметами и всякой там мраморной мерзостью.

Переводчица им что-то проквакала, британцы потянулись гуськом в зал, поблескивая очками. Думаю – чего у них рожи такие серьезные, как будто на похороны пришли, а не насладиться культурной жизнью столицы? С другой стороны – а чего веселиться-то? И них, туристов, тоже жизнь не сладкая. Нет, чтобы пивнячок какой культурненько посетить, пообщаться там с простым народом. А их в музей запихивают, где я, даже просто спокойным галопом обходя залы, колотье в боку наживаю. Заходим в первый зал. Они все останавливаются у какой-то картины, где изображена сирень. Переводчица вопросительно смотрит на меня. А у меня, Серег, после двух литров кофе и стягивающего все лицо крема глаза вообще ничего не видят. Я даже фамилию художника прочитать не могу на расстоянии. А близко подходить как-то неудобно. Ладно, думаю, где наша не пропадала? Везде пропадала! Начинаю экскурсию:

– На этой картине, дорогие соотечественники Оливера Твиста, вы можете разглядеть простой русский цветок, в просторечье именуемый «Сирень». Цветок назван так народом в честь знаменитой музыкальной ноты «Си», благодаря которой композитор Иоган Себастьян Штраус создал свой знаменитый «Вальс цветов». Что хотел сказать художник этой картиной? Что вот, дескать, ребята, закончил я художественное профтехучилище, а объектов для самовыражения оказалось маловато. Не получается пока у меня, мужики, приступать к сложным произведениям типа трактора в разрезе или председателя колхозной молотилки – Степаныча. Вот и был выбран для художественного отображения действительности простой сиреневый цветок белого цвета. Который, к тому же, на восьмое марта стоит значительно меньше букета роз, тем более что эту сирень можно обломать совершенно бесплатно в любом палисаднике. Вся картина пронизана величавым спокойствием и красотой (эту фразу я, Серег, слышал у безвременно запившего экскурсовода Карячкина). На этом, друзья, наше знакомство с искусством в виде цветка позвольте считать законченным. Кто хочет понюхать растение – подойдите к картине, только не измажьте ее ничем таким.