– Есть ли еще письма? – спросил Пастырь.

– Все, батюшка, благословите! – ответила игуменья. Хотя оставалось еще несколько писем, она не стала о них говорить.

– Вели, мать, колясочку приготовить. Поедем посмотреть, как строят. Стены уже под крышу. Но все равно успеем.

О старце Варсонофии Оптинском сохранилось довольно много воспоминаний. Дневник его духовного чада, «последнего Оптинского старца» Никона (Беляева), писался, когда будущий старец (и будущий исповедник) был еще послушником. Этот уникальный документ начат в самом конце 1907 года, а завершается в самом начале ноября 1910-го. За пару дней до кончины Льва Николаевича Толстого. В дневнике о кончине великого писателя ничего нет. Но атмосфера напитана тревогой и предчувствием катастрофы, которая уже близко подступила. То было глубокое мрачноватое затишье перед бурей. Старец Варсонофий пережил писателя на два с половиной года. Судьбы их таинственно и глубоко связаны.

Павел Иванович Плиханков, будущий старец Варсонофий, происходил из казаков. Отец его жил и служил в Оренбурге. Павел был смолоду приучен к строгому порядку. Одно из самых ярких воспоминаний детства, как старец рассказывал духовным чадам, – литургия. Мачеха Павла, женщина набожная, часто будила его затемно и вела в храм. Так старец привык встречать солнце. Павел Иванович Плиханков был уже полковником, сорока шести лет, когда стал послушником в Оптиной. Сослуживцы недоумевали: ведь у Павла Ивановича жизнь только начинается! Полковник – видный собой, одаренный музыкально и литературно человек, умница! И вдруг – отставка, монахи. Не сбрендил ли, шептались между собою.

Благословение на монашескую жизнь дал не кто-то, а солнце Оптиной, старец Амвросий (Гренков), в последний год своей земной жизни. И предсказал, что Павел Иванович в Оптину еще вернется. Так и вышло – вернулся.

Мир и людей в миру старец знал очень хорошо и потому человеческой молвы не боялся. Именно чужое мнение часто служит руководством к действию. То, что называется «молва». Волнуемое страстями житейское море. Старец ведал все коварство этого моря. Религиозность вызывала в светском обществе насмешки и недоверие. Старец Варсонофий порой подсказывал своим духовным чадам, как именно отвечать на такие насмешки.

– Вы теперь часто ходите в церковь? – спрашивали не без иронии одну знатную даму, духовное чадо старца.

– Да, потому что нахожу в этом удовлетворение, – смело отвечала она.

Характер старца был прямой и строгий, военный. Однако с этой строгостью уникально сочетался дар изумительного рассказчика. Его келейник смог сохранить несколько таких рассказов в своем дневнике. В них предстает подлинно духовный мир, который был открыт старцу Богом. «Келейные записки», написанные самим старцем Варсонофием, вот уже более ста лет остаются любимым чтением верующих.

Именно старца Варсонофия, человека в высшей степени культурного и смелого, обладающего духовным рассуждением и душеведца, Синод определил посланником к находящемуся при смерти Льву Толстому. По роду мирских занятий оба в прошлом – военные, так что была надежда на то, что отлученный от Церкви писатель и монах поймут друг друга.

Сестра Льва Николаевича Мария жила в Шамордине, была монахиней. Лев Николаевич отличал ее среди других своих родственниц, уважал ее веру. Известно, что писатель даже хотел приобрести дом возле Шамордина и уже начал присматривать какой. Но внезапно все расстроилось. Лев Толстой ушел из дома. Сбежал.

Когда писателя нашли на станции Астапово, стало ясно, что он близок к кончине. Льву Николаевичу недавно исполнилось 82 года. Возраст брал свое. Согласно решению Синода, ко Льву Николаевичу должен был быть направлен человек, который смог бы вернуть его в лоно Церкви и приобщить Святых Таин. Выбор пал на старца Варсонофия.