К 1907 году стало окончательно ясно, что царская чета нашла в Распутине именно то, что так напряженно искала на протяжении всех предыдущих лет, – источник духовного утешения и радости, которых неуверенному в себе Николаю и «недолюбленной» окружающими Александре так недоставало. Записи в царском Дневнике позволяют ощутить, до какой степени квалифицированно справлялся Григорий с работой царского духовного наставника, или, говоря современным языком, семейного психотерапевта.
«6-го апреля. Пятница. <…> После чая пошли на другую сторону наверх и там имели радость повидать и поговорить с Григорием!»>70
«19 июня 1907. Вторник. <…> В 3 часа поехали с Аликс в ее двуколке на Знаменку. Встретили Стану на террасе перед дворцом, вошли в него и там имели радость увидеть Григория. Побеседовали около часа и вернулись к себе»>71.
А вот и запись, приоткрывающая истинную степень психологической близости между царской семьей и «старцем»: «15 ноября. Четверг. <…> После чая неожиданно к нам явился Григорий!»>72
Как можно понять, визиты «царского лампадника» к членам семьи Николая II отнюдь не были отягощены придворным церемониалом и проходили во вполне свободной, домашней манере. Притом именно это, как нетрудно понять, и придавало общению с божьим человеком особую доверительность, в которой так нуждались Александра и Николай. Неожиданные визиты Распутина будут повторяться и в дальнейшем.
Казалось, ничто не сможет омрачить эту дворцовую пастораль…
Со временем Николай станет воспринимать общение с Григорием как вполне «формализованную» часть своей повседневной жизни, которая должна упоминаться всякий раз наряду с другими «рутинными фигурами». Став «обязательным», число упоминаний обо встречах с Григорием резко возрастет: 1908 год – 8, 1909 год – 15, 1910 год – 9 всего за полтора месяца (после чего Распутин уехал), 1911 год – 6 (Распутин также пребывал в разъездах), 1912 год – всего 2 (записи надолго прервались после февральской беседы Николая о Григории с матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной, настроенной резко против «старца»), 1913 год – 11, 1914 год – 19, 1915 – 18, 1916 – 6 (Николай подолгу бывает в Ставке).
Таким образом, Григорий станет постоянным элементом частной жизни последнего русского императора. Правда, начиная с 1908 года восклицательные знаки в его дневниковых записях о встречах с Григорием исчезнут, а эмоциональные характеристики будут появляться лишь время от времени. При этом восторженные признания первых лет о «радости» встреч с Григорием уступят место менее «крылатым» упоминаниям сперва об «удовольствии», а затем о «долгих беседах» и «утешении» от общения с ним.
Забегая вперед, следует сказать, что отношение императора к Нашему Другу, как станут называть Распутина между собой Александра и Николай, до самого конца оставалось в целом неизменным. Но вот чувства, которые вынуждены были испытывать они оба в связи с «распутинской темой», становились все более сложными и тяжелыми, все чаще порождающими тягу не к радости, а к утешению. Все менее идиллическими, одним словом.
Увы! Безмятежная идиллия в жизни монаршего фаворита редко бывает долгой…
Первые неприятности
До тех пор пока новоиспеченный царский любимец в сознании света являлся всего лишь очередным «писком» придворно-юродивой моды, ропот недругов Григория оставался глухим. Однако с 1908 года, когда дымка первого очарования рассеялась и стало ясно, что «грязный сибирский мужик», обосновавшийся в царских покоях, вовсе не такая уж безобидная диковинка, как могло показаться вначале, а вполне самостоятельная и своенравная личность, над головой Распутина начали сгущаться первые петербургские тучи.