Стоп, а что же будет, когда я замуж выйду и от мамы уеду? Она останется совсем одна.

Ведь после того, как они с отцом разошлись, у мамы больше мужчины не было. Она решила посветить себя мне...

Смотрю на неё, а мамочка-то у меня до сих пор красивая. Стройная, подтянутая, грудь большая, и мне такая от неё досталась. На маму мужчины и сейчас внимание обращают. Может, теперь когда я пристроена, и она свою личную жизнь наладить сможет? А я буду к ней приезжать. С берлинским печеньем, и чай пить.

– Мам, – начинаю я, – может ты мне все-таки расскажешь, что у вас с моим отцом случилось? Когда я маленькой была ты обещала мне рассказать, когда я вырасту.

Мама глубоко вздыхает и глаза отводит.

– Да, обещала, – говорит она, – но, может не сейчас? Зачем портить такой хороший день.

– Он уже заканчивается, – улыбаюсь я, кивая в окно. За ним темнеет. И луна светит ярко и очень близко.

– Лев, – произносит мама и откашливается, – твой папа, был очень красивым. Высокий, широкоплечий. Спортсмен. Он какой-то борьбой занимался, уже не вспомню как она правильно называется... В наш город они на соревнования приехали, из Грузии.

– Подожди, – усмехаюсь я, – так мой отец – грузин?

– Наполовину, мама у него русская, и он не очень-то был похож на грузина. Только глаза тёмные. У тебя его глаза, Сонечка, – мама с нежностью на меня смотрит. – Я влюбилась. До сумасшествия. А он так красиво ухаживал, такие слова говорил... Обещал меня с собой увезти. Ну я и поверила. В любви расстворилась. Меня ж никто и никогда не любил, доченька. Близких нет. А Лев успел стать таким очень быстро.

– Сколько же вы с ним знакомы были?

– Да мало, Сонь. Они тут полтора месяца были. А я, молодая, наивная, влюблённая, – мама делает тяжёлый вдох, – твой отец меня не обидел. Никак. Все было по обоюдному согласию. Оказывается одного раза достаточно, чтобы в женском теле зародилась новая жизнь. Ты уже взрослая же, понимаешь...

– Понимаю, – смущённо киваю я. Про свою... интимную жизнь я маме не рассказывала. Но думаю, что она понимает. Знает, что мы с Сашей до этого дошли.

– Он просто уехал, – мама поджимает губы, – обманул, – она в очередной раз вздыхает, а затем смотрит мне прямо в глаза: – Но я все равно ему благодарна, за тебя. Ни секунды не сомневалась, что буду рожать, когда узнала, что беременна.

– Я тебя очень люблю, – шепчу я маме.

– Я тебя больше. Вот когда будут у тебя свои дети – поймёшь, – ласково говорит мама. – Только все равно, Сонечка, не торопитесь с этим. Поживите с Сашей друг для друга. Насладитесь любовью.

Я согласно киваю.

– Будем спать? – спрашивает она, а я снова киваю. Мама тяжело встаёт, с недавних пор у неё болит спина, а я все никак не отправлю её по врачам, некогда маме. Но я дожму. Если надо – за руку её отведу. – Ты сегодня ночью шить не будешь? – указывает мама на швейную машинку. Старая она у нас, доставшаяся от бывших жильцов. Классика, зингер, я её просто обожаю, это изделие на века, прослужит очень долго, при должном уходе.

– Нет. Я почти все заказы доделала. Остался костюм для жениха, но там штрихи, после примерки, – отвечаю я. – Я тебе все-таки мешаю, плохо спишь?

– Да что ты, Сонечка, ты никогда и ничем мне не мешала, – мама убирает со стола, а потом идёт к своей кровати. Точнее к дивану. Начинает его раскладывать, то и дело трогая себя за спину. Я молча подхожу и помогаю маме.

– Надо будет ещё один день выбрать, к врачу сходим, – говорю я, раскладывая уже свой диван.

– Да зачем мне врач? Пустяки там у меня. Мазью меня намажь, теть Катя дала, и все пройдёт.